Коробки заполнены тщательно отсортированным гоми: литиевые батарейки, танталовые конденсаторы, штекеры, разделочные доски, лента для ограждений, феррорезонансные трансформаторы, мотки проволоки… В одной коробке — сотни оторванных головок кукол Барби, в другой — похожие на клешни космического скафандра промышленные бронеперчатки для особо опасных работ. Свет заливает ангар и нечто из мятой разрисованной жести, эдакий богомол в духе Кандинского, поворачивает свою крошечную, с мяч для гольфа, головку в направлении самой яркой лампы.
— Я мотался по Грэнвилу, смотрел гоми, выезжаю на какую-то аллею, гляжу — сидит. Заметил скелет, да и вообще она выглядела не очень, ну и спросил — как она. Не отвечает, даже глаза закрыла. Ну, думаю, значит не моё собачье дело. Часа через четыре еду обратно, а она так и не пошевелилась. — Слушай, — говорю, — милая, можёт в твоей железяке что барахлит? Так я могу помочь, — Молчит, — Давно здесь сидишь? — Молчит. Ну я и уехал.
Он подходит к своему верстаку и поглаживает пальцем лапку жестяного богомола. За верстаком, на разбухших и покорёженных листах фанеры, развешаны пассатижи, отвертки, пистолеты с клейкой лентой, ржавая воздушка «Дэйзи», обжимки, щипцы, щупы-тестеры, паяльные лампы, карманные осциллоскопы — кажется, что здесь висят все изобретённые человечеством инструменты, причём висят они безо всякой видимой системы, но я ещё ни разу не видел, чтобы Рубин ошибся, протянув руку.
— В общем, я вернулся, — продолжает он, — Где-то через час. Она к тому времени уже полностью оттрубилась, так что я просто повернул её спиной к себе и прозвонил экзоскелет. Аккумуляторы совсем сдохли. Я думаю, она доползла туда на остатках заряда и устроилась дожидаться смерти от голода.
— Когда это было?
— Примерно за неделю до того, как ты повёз её к себе.
— А если бы она умерла? Если бы ты её не нашёл?
— Нашёл бы кто-нибудь другой. Она не могла ни о чём попросить, понимаешь? Только принять. Не могла быть перед кем-то в долгу.
Макс нашёл ей агентство, и троица очень шустрых младших партнёров прилетела уже на следующий день. Лайза не стала встречаться с ними в студии, поэтому мы доставили их к Рубину, где она всё ещё обитала.
— Добро пожаловать в Кувервил, — приветствовал Рубин, когда они показались в дверях.
Его вытянутое лицо было живописно измазано машинным маслом, а ширинка неравномерно севших штанов держалась на честном слове и согнутой скрепке. Молодые люди автоматически улыбнулись, но как-то деревянно. У девицы улыбка вышла более естественной:
— О, мистер Старк, — заговорила она, — Я была на прошлой неделе в Лондоне и видела вашу инсталляцию в «Тэйт».
— «Фабрика батареек Марчелло», — отозвался Рубин, — Они говорят, что это, как его,
— Они правы. А ещё это очень прикольно.
Молодые люди в костюмах сияли как два пятака. Демо-запись была уже в Лос-Анжелесе. Они это знали.
— Значит, вы и есть Лайза, — начала девица, пробираясь между кучами хлама, — Скоро вы станете очень знаменитой, Лайза. Так что нам нужно очень-очень много чего обсудить…
А Лайза стояла, поддерживаемая своим поликарбоном, и выражение её лица было таким же, как тогда ночью у меня дома, когда она спросила, не хочу ли я её трахнуть. Но даже если дама из агентства и заметила что-то, то не подала виду. Она была профи.
Я сказал себе, что я тоже профи. Я приказал себе успокоиться.
Повсюду вокруг Рынка горят в железных бочках костры из мусора. Снег всё ещё идёт и подростки жмутся к огню, переминаются с ноги на ногу, как побитые артритом вороны, а ветер продолжает хлестать их тёмные куртки. Выше, в живописных развалюхах Фэйрвью, висит чьё-то смёрзшееся на верёвках бельё, розовые квадраты простыней на фоне серых стен и мешанины из спутниковых тарелок и солнечных батарей. Крутится без остановки ветряной генератор, установленный каким-то местным экологически озабоченным — хер вам, а не плата за газ.
Рубин шлёпает в своих заляпанных краской кедах, втянув большую голову в воротник великоватой ему потрёпанной куртки. Иногда кто-нибудь из этих сгорбившихся ребятишек узнаёт его и показывает пальцем — вон, мол, пошёл тот мужик, что строит всякую хрень, роботов и прочее дерьмо.
— Знаешь, в чём твоя проблема? — спрашивает Рубин, когда мы, направляясь к Четвёртой улице, заходим под мост. — Ты из тех, кто всегда читает инструкции. Всё, что придумали люди, все эти технологии — они предназначены для каких-то строго определённых целей. Для того, чтобы делать то-то и то-то, всем уже понятное. Но если это
— Она не была первой. — Над нами грохочут вагоны.