– С радостью, – сказала она, нервно наблюдая, как они поднимаются по ступенькам.
Когда все трое скрылись, Мередит стала беспокойно расхаживать по комнате и так сильно прикусила большой палец, что выступила кровь.
Вскоре мужчины вернулись, и Мередит посмотрела на доктора Бернса:
– Ну что?
– Она подвернула лодыжку. Если даст ноге покой, то пройдет быстро.
– Ты же понимаешь, я спрашиваю о другом, – сказала Мередит. – Ты видел, что с ее пальцами. И я нашла нож возле кровати. По-моему, она порезала себя намеренно. Наверняка это Альцгеймер или еще какой-нибудь вид деменции. Что нам делать?
Джим медленно кивнул, видимо собираясь с мыслями.
– Есть одно учреждение в Уэнатчи, куда можно поместить ее на месяц-другой. Ей скажем, что для лечения лодыжки. Страховка покроет расходы. Все знают, как долго любая болячка заживает в таком возрасте. Конечно, это только временная мера, но она даст ей – и вам – передышку, чтобы все хорошенько обдумать. Может, ей пойдет на пользу немного побыть вдали от «Белых ночей», где все напоминает об Эване.
Мередит поморщилась:
– Это что, дом престарелых?
– Никто не любит дома престарелых, – ответил Джим, – но иногда лучшего выхода нет. К тому же это только на время.
– Ты можешь сам объяснить ей, что это для лечения лодыжки? – спросил Джефф.
Мередит чуть не расцеловала его: он видел, как тяжело ей принять такое решение.
– Конечно.
Мередит глубоко вздохнула. Она знала, что будет снова и снова прокручивать их разговор в голове, с каждым днем, вероятно, презирая себя все больше. Знала и то, что папа никогда бы не согласился на это и не одобрил бы ее выбор. Но отрицать, что ей самой станет гораздо легче, Мередит не могла.
– Господи, дай мне сил, – прошептала Мередит, чувствуя себя одинокой даже рядом с Джеффом. Раньше она не понимала, что одно-единственное решение может возвести стену между человеком и остальным миром. – Я согласна.
Той ночью Мередит не могла уснуть. Лежа в кровати, она слушала, как на электронных часах с щелчком сменяют друг друга минуты.
Ее решение казалось ей абсолютно неправильным. Эгоистичным. Но как ни крути, отныне придется с ним жить.
Мередит лежала, стараясь расслабиться, сколько сумела вынести, но в два часа бросила попытки и встала.
Она спустилась на первый этаж и стала бродить по темному тихому дому, пытаясь придумать, что может помочь ей уснуть или скоротать бессонную ночь. Телевизор, книга, чашка чая?..
Взгляд упал на телефон, и тогда она поняла, что ей нужно на самом деле: соучастие Нины. Если та согласится поместить мать в дом престарелых, Мередит будет нести только половину бремени.
Она набрала ее номер и села на диван.
– Алло? – ответил голос с заметным акцентом.
Ирландец, подумала Мередит. Или шотландец.
– Я звоню Нине Уитсон. Кажется, я ошиблась.
– Нет, все правильно. С кем я сейчас говорю?
– Мередит Купер. Я сестра Нины.
– А, замечательно. Я Дэниел Флинн. Наверное, вы слышали обо мне.
– Нет.
– Обидно, не находите? Я… я близкий друг вашей сестры.
– И насколько же близкий, Дэниел Флинн?
В трубке басовито рассмеялись. Невероятно сексуально.
– Дэниел – мой папаша, а он был тот еще тип. Зовите меня Дэнни.
– Кажется, вы не ответили на вопрос, Дэнни.
– Четыре с половиной года. Плюс-минус.
– И за все это время она ни разу не упоминала о вас, не познакомила с семьей…
– Да уж, досадно. Было приятно поговорить с вами, Мередит, но ваша сестра тут корчит мне рожи, так что придется передать трубку.
Попрощавшись с ним, Мередит расслышала в трубке шум – Нина, похоже, вырывала у него телефон.
Наконец, тяжело дыша и смеясь, она взяла трубку.
– Привет, Мер. Как дела? Как там мама?
– Если честно, я как раз поэтому и звоню. С мамой все плохо. Она стала часто забываться. Вечно зовет меня Олей и все читает свою дурацкую сказку, как будто в ней есть какой-то глубокий смысл.
– Что говорит доктор Бернс?
– Он думает, что она так переживает горе, но…
– Слава богу. Не хочу, чтобы она закончила как тетя Дора – сидела взаперти в каком-нибудь жалком доме престарелых, поедала просроченные желе и пялилась в телик.
Мередит зажмурилась.
– Она упала и подвернула лодыжку. Повезло, что я была рядом, но я не могу смотреть за ней круглосуточно.
– Ты святая, Мер. Я серьезно.
– Неправда.
– Мать Тереза тоже так говорила.
– Нина, я никакая не мать Тереза.
– Кто же еще? Ты заботишься о маме, управляешь питомником. Папа гордился бы тобой.
– Не говори так, – прошептала она, не в силах совладать с голосом. Она уже начала жалеть, что позвонила.
– Слушай, Мер, мне не очень удобно сейчас говорить. Мы собирались уходить. У тебя что-то важное?