Разве можно вообще нас упрекать в отсутствии совести? Ведь наличие совести предполагает склонность хотя бы иногда совершать добрые поступки, а понятие добра к нам тоже не относится, потому что мы заняты одним-единственным добрым делом: беззаветному служению своему миру, Май, и живем мы в иной системе координат, по сравнению со всеми остальными людьми…
— Зачем? — просипел человек в кресле. — Зачем ты это сделал, Ден?
— Что именно ты имеешь в виду, дорогой Май? Какой из моих поступков тебе кажется столь предосудительным? — участливо спросил Лумбер, усаживаясь верхом на стул напротив своего пленника. — То, что я пошел на встречу с твоим сынком под видом тебя? Уверяю тебя, я не сделал и не сказал ничего такого, что не мог бы сказать или сделать ты сам… Например, я накормил его хорошим, добротно приготовленным ужином — а разве ты позволил бы ему уйти голодным из ресторана? Я рассказал ему о Наблюдателях — в общих чертах, чтобы была понятна сама суть. Я выразил твое пожелание, чтобы он отправился вместе с тобой в наш мир — ты ведь это хотел ему сказать, Май? Кстати, он отказался, и этого следовало ожидать… Мальчик слишком привязан к своей семье. Если ты все-таки захочешь повторить ему свою просьбу, то для начала тебе нужно будет обрубить все концы, связывающие его с этим миром, а главное — не дать ему вернуться в свое время. Да, я понимаю, что, с твоей точки зрения, это жестоко, но разве это хуже убийства?.. Слушай дальше, Май. Я ведь рассказал твоему мальчику и о тебе… Знаешь, он довольно спокойно воспринял тот факт, что его отец — пришелец из какого-то чужого мира. Он даже заранее проникся к тебе если не любовью, то состраданием — в той системе координат, Май, которой они пользуются… Он даже начал обвинять меня в некой жестокости по отношению к тебе. Понимаешь, я прокрутил ему ту запись, которую делал, наблюдая за тем, как ты и Найвин пытались в девяносто пятом удрать от Ассоциации… Может быть, ты не знал об этом, Май, но я снимал вас почти в упор. И теперь я воспроизвел эту запись — не дергайся, Май, мальчик сам попросил меня об этом — и даже оставил ему кубик-копию на память… пусть глядит на досуге, мне не жалко… Да, признаюсь, что именно к этому я и подводил его в ходе всей нашей беседы. И я чуть-чуть слукавил, стерев самый конец записи на дубликате. Георгий не должен был знать, что ты еще жив… Кстати, мы с тобой тогда очень забавно спаслись… под самым носом у тех субъектов я тащил тебя на четвереньках, это было так смешно: невидимка, ползущий на четвереньках!.. Я дотащил тебя до ближайшего Трансгрессора, и втолкнул в туннель, а когда мы вышли в 2045 году, то я сдал тебя в первую же больницу… А ты, наверное, до сих пор ломаешь голову, каким образом оказался здесь, в этом веке, да?
— Зачем? — снова с трудом спросил прикованный к креслу.
Ден встал со стула и подошел к окну.
— Мне было нужно, чтобы он увидел не твою кончину, Май, — сказал наконец он, — а то, что Найвину удалось перед смертью спрятать в одном из кирпичей бумажку с формулой рассчета координат Трансгрессора… Да, это было хитростью с моей стороны, но иначе бы мне не удалось то, что я задумал… Да, я мог бы без всяких ухищрений сообщить эту формулу твоему сыну, или, например, запечатлеть ее на салфетке… но разве поверил бы он мне? А если и поверил бы, то разве захотел бы уничтожить туннель? Самое лучшее воздействие осуществляется не напрямую, а косвенно, путем формирования в субъекте нужного целеполагания — это же азы теории управления!.. По-моему, сейчас я сработал просто гениально… С одной стороны, я внушил твоему сыночку непреодолимое желание отомстить Ассоциации за убийство твоего отца, и в то же время очень ловко подкинул ему информацию, с помощью которой он сможет выйти на Трансгрессор… Не беспокойся, я не изверг, Май, и я не собираюсь держать тебя здесь вечно. Когда Гера и его приятель Рувинский найдут записку и соберутся взрывать туннель, я выпущу тебя отсюда, и вы с ним сможете отправиться куда хотите: хоть в прошлое, хоть в будущее… Это я тебе обещаю, клянусь Словом Наблюдателя!..
— Почему… ты не… предупредил… его?.. — отрывисто спросил человек в кресле.
Видно было, что силы его на исходе.
Лумбер отвернулся от окна и подошел к креслу почти вплотную.