— Тома, — позвал я. — Принимай командование.
Она удивилась:
— Почему?
Тоже привыкла к логичному. С возвращением в женский мир, детка.
— Потому что ты женщина, — объяснил я.
Дядя Люсик кивнул.
— И официально представь всем своих спутников, это необходимо, — напомнил он.
— Но я не умею командовать…
— Я тоже, — сказал я.
— Учись, — заметил дядя Люсик.
— У него же получается! — указала на меня Тома.
— И у тебя получится, — уверил дядя Люсик. — А Чапа всегда рядом, поможет.
— Помогу, — не спорил я.
Поднявшись, Тома оглядела в изнеможении опустившихся на землю учениц. Многие перешушукивались, звездой была Кристина, знавшая больше и с восторгом рассказывавшая о невероятных приключениях.
— Хочу познакомить с вашими спасителями, — громко объявила Тома. — Раненого зовут Юлиан. А этого, высокого и вредного, похожего на нашу Чапу…
— Чапу съели человолки, — гордо втиснула всезнающая Кристина.
— …тоже прозвали Чапой. — Тома посомневалась, но, выдохнув, столь же громко добавила во всеуслышание: — Они мои невесторы.
Дядя Люсик тихонько похвалил:
— Умница, версии менять нельзя.
— Ой, Тома, поздравляю, я так рада… — приникла к ней Варвара.
Лишь бы поменьше обращала внимания на меня. Ведь проколюсь на какой-нибудь мелочи.
Клара, немало общавшаяся со мной в школе, долго и придирчиво приглядывалась. Но после объяснения потеряла всякий интерес. Чужой невестор. Вопрос закрыт.
С тех пор, как я взвалил на плечи раненого, мой гнук с колчаном перекочевали на плечо Кристины — царевна Есенина с удовольствием взяла на себя роль оруженосца. Папринций тоже сдал не пришедшееся ко двору оружие ученицам и обзавелся мечом. Теперь оружия было достаточно. Перед уходом мы собрали все, что нашли, и еще тащили мешки с разбойничьей добычей.
— Посмотрим? — предложил я.
— Да, вдруг еда, — встрепенулась Тома. Последовало громкое объявление: — Открываем мешки!
Еда нашлась лишь в одном — сухари и заплесневелый кобылий сыр. Но еда. Ее разделили и съели вмиг. Другие мешки оказались с оружием и доспехами учениц, их с ликующими восторгами разбирали владелицы. Повезло не всем. Доспехи самых мелких по росту и комплекции почему-то отсутствовали.
— Рыкцари брали только годное к использованию, — пояснил дядя Люсик. — Небольшие размеры их не устроили.
В одном мешке обнаружились мои с Томой доспехи. Тома радостно взялась примерять. Ну-ну. Я с ехидством наблюдал, как она быстро сникла: не влезла.
На свои я не стал даже смотреть. Это женские доспехи, теперь разбираюсь. У мужских грудь сделана и защищена по-другому. Зато на правах спасителя я забрал славный трофей: роскошный нож Гордея. Также из кожаной сбруи за намотанную пращу перекочевал маленький кремень. Мало ли. Вещь нужная.
Тома по-прежнему щеголяла в юбке, чем веселила учениц. Ее и бывшие мои доспехи были пожертвованы сборищу царевен, кому не хватило. Их расхватали частями: кому шлемы, кому нательная конструкция, кому наручи и поножи. Каждая понимала: частичный доспех в любом случае лучше отсутствующего полного.
— Чапа, насчет стаи отвечаешь? Они ушли?
Тома глядела мне в глаза, словно я был волшебником. Ясно, не хочет брать ответственность на себя. Или пока не умеет. Главное слово здесь — пока. Потом жизнь либо заставит, либо кончится.
— Стая должна уйти, если жить хочет, — поделился я соображением.
— Значит, идем по-прежнему туда?
Раззявленная пасть пещеры темнела бездонной глоткой. Никому не хотелось внутрь.
— Зачем? — Я показал на туман. — Нас уже не видно, теперь можно уйти в любую сторону.
— Кроме низа, — поправил дядя Люсик. — Там рыкцари.
— И кроме верха, — напомнила Тома, — там стая.
— На востоке кладбище, — добавил я. — Там волки.
Повисла тишина принятия Томой сложнейшего решения.
— Привал закончен, — громко объявила она. — Уходим на запад!
Выдвинулись. Где возможно, Юлиан прыгал на одной ноге, опираясь на меня здоровой рукой. Иногда приходилось его нести.
— Откуда взялись рыкцари в таком количестве? — спросил я дядю Люсика.
— Покинули одну из башен. Или сразу обе.
— Значит, их теснят к горам?
— Думаю, да.
— Она идут к пещерам. К одной или к обеим. Больше некуда. Могут потом уйти за стаей через перевал, если знают как и куда. Нам нужно обойти их сбоку.
— Резонно.
Вспомнилось, что привал называется здесь перекуром.
— Дядя Люсик, откуда столько неместных слов?
Папринций в очередной раз почесал бороду.
— Ангелы занесли.
— Их так много? Не слов, ангелов?
— Единицы. Но за ними повторяют. Слова уходят в народ.
Ничего нового, он лишь подтвердил то, до чего мы сами давно додумались. И все же. Почему-то приживаются именно ангельские выражения, становясь повсеместными. И язык почти современен нашему. Разве такое может произойти при долгой истории оторванного общества? Или все врут, и она не долгая, или… Или что? Черт его знает. А я хоть и черт, но не больший, чем до того — ангел. Кстати, логическая цепочка: если черт знает, а я нет, значит, я не черт. Как бы это донести до феминистической верхушки местной цивилизации?