Зимовье зверей

Он ревновал её к дождю
И укрывал джинсовой курткой
Её июневые кудри,
А зонтик прижимал к локтю.

День дожидался темноты,

Жизнь начиналась с середины,
И закрывали магазины
Свои разнузданные рты.

Ветра стояли на своём,

Шатая цепь священнодейства,
И пошлое Адмиралтейство
Сдавало ангелов внаём,

Но вместо звёзд их берегли

Два добрых духа — Джин и Тоник,
И мир, казалось, в них утонет,
Едва дотронувшись земли…

А мне казалось,

А мне казалось,
Что белая зависть — не грех,
Что чёрная зависть — не дым,
И мне не писалось,
Мне не писалось,
Мне в эту ночь не писалось —
Я привыкал быть великим немым.

Он ревновал её к богам

И прятал под мостом от неба,
А голуби просили хлеба
И разбивались за стакан.

И плоть несло, и дух опять

Штормил в девятибалльном танце —
От невозможности остаться
До невозможности унять.

И вечер длинных папирос

Линял муниципальным цветом,
И сфинксов он пугал ответом
На каждый каверзный вопрос.

И, видно, не забавы для —

По венам кровь против теченья.
Миг тормозов — развал — схожденье…
И снова — твердая земля.

А мне казалось,

А мне всё казалось,
Что белая зависть — не блеф,
Что черная зависть — не дым.
И мне не писалось,
Мне опять не писалось,
Не пелось и не писалось —
Я привыкал быть великим немым…

И отступил девятый вал,

И растворил свой сахар в дымке…
К стихам, к Довлатову, к «Ордынке»
Он вдохновенно ревновал,

Но вместо рифм бежали вслед

Два юных сфинкса Джин и Тоник,
И воздух был упрям и тонок,
Впитав рассеянный рассвет.

1996

По дантевским местам