Зинаида Гиппиус. Муза Д. С. Мережковского

В это время Мережковские решают на время покинуть Россию. Это была эмиграция, добровольное изгнание. Александр Бенуа, правда, считал, что решение было продиктовано страхом перед расплатой за революционную публицистику, в которой все «троебратство» принимало участие. Правда, на этот раз уехали они менее чем на три года. В квартире Мережковских остаются сестры Зинаиды Николаевны и историк церкви Александр Карташев – целомудренное общежитие аскетов.

«Мы с Д. С. выехали из Петербурга 14 марта. Мало кто знал, что мы уезжаем. Был серенький день с мягким снежком. Помню на платформе розовые, огорченные лица моих сестер, косящие голубые глаза Бори Бугаева (Андрея Белого) да шапку пышных черных волос Бердяева».

З. Гиппиус. Дмитрий Мережковский

В это время у них в головах рождаются самые невообразимые проекты борьбы с самодержавием. В их письмах, разговорах появляются мысли о необходимости лишить русскую монархию благословения религии, хотя не совсем понятно, как можно практически осуществить этот проект.

«Качели»

В некоторых рассказах Гиппиус звучит пророческая тревога. Короткий рассказ «Качели» – зарисовка из жизни двух молодых людей, юноши и девушки, которые опьянены своей юностью и любовью, хотят «быть как боги» и уверены, что весь мир у их ног. Их разговор происходит во время качания на качелях, а качели в эпоху символизма означают опасную игру. «Мы любим жизнь, ибо мы ее властители, ее творцы», – захлебывается юноша. Они убеждают друг друга не бояться жизни, раскачивая доску все сильнее, и качели убивают маленькую сестричку девушки, подошедшую слишком близко.

Они несут к дому бездыханное тельце. И встречаться друг с другом больше не хотят.

Не является ли сюжет этого рассказа универсальной метафорой всех игр, которые с таким увлечением и страстью вела русская интеллигенция в начале ХХ века? Тех игр, непревзойденным мастером которых была Зинаида Николаевна? Ведь она порой беспощадно судила и себя, и своих близких.

Попытка эмиграции

«Троебратство» обустраивается в Париже, а с наступлением весны отправляется на Ривьеру. В июле едут в Бретань. Все это время они напряженно работают – создают сборник статей «Царь и революция», сотрудничают с парижской печатью. Статьи направлены против русского самодержавия.

Ближе к зиме происходит знакомство с социалистами, анархистами, другими революционерами, живущими во Франции. Среди них – террорист, эсер Борис Савинков, ставший с этой поры довольно близким другом Мережковских. Савинков увлекался литературным творчеством и надеялся, что писательская чета наставит его на этом пути и даст какие-то важные советы касательно революционного дела. Квартира Мережковских в это время превращается, по словам Александра Бенуа, заставшего этот период в Париже, в «нечто вроде штаб-квартиры революции, куда захаживали всевозможные персонажи революционного вероисповедания». Рассудительному художнику все это представляется «легкомыслием и любительством», и весьма небезосновательно.

«Вечером Дмитрий опять к Савинкову ходил. Уговаривал царя не убивать. Не для царя – а для Савинкова».

З. Гиппиус.

Парижская ажанда.

В это время к ним приезжает Андрей Белый, переживавший в то время свой разрыв с Любовью Дмитриевной Менделеевой-Блок.

«Явился он в Париж после шатанья по Германии – с трубкой, в пелерине и в гетрах. Оказывается, насмерть поссорился с первым своим другом, поэтом Блоком, в жену которого был влюблен. Но поссорился не из-за жены, а из-за пасквиля, который сам же на Блока, ни с того ни с сего, написал. Удивительное это было существо, Боря Бугаев! Вечное „игранье мальчика“, скошенные глаза, танцующая походка, бурный водопад слов, на все „да-да-да“, но вечное вранье и постоянная измена. Очень при этом симпатичен и мил. Надо было только знать его природу, ничему в нем не удивляться и ничем не возмущаться».

З. Гиппиус.

Дмитрий Мережковский

Л. Бакст. Портрет Андрея Белого. 1900-е гг.