Зинаида Гиппиус. Муза Д. С. Мережковского

«Как-то, после долгого отсутствия, зашла я к ней и узнала, что она решилась пойти к парикмахеру сделать „индефризабль“, что очень плохо отразилось на ее здоровье. У нее отнялась правая рука.

– Это оттого, что Дмитрий Сергеевич, гуляя, всегда опирался на мою руку, – говорила она.

И мне казалось, что эта мысль ей приятна потому, что она давала желанный смысл и как бы освящала ее страдания.

Последние дни она лежала молча, лицом к стене, и никого не хотела видеть. Дикая кошка лежала рядом с ней.

В. А. Злобин говорил, что настроение у нее было очень тяжелое.

Вспоминалось ее чудесное стихотворение, написанное давно-давно. Она говорила о своей душе:

…И если боль ее земная мучит,
Она должна молчать.
Ее заря вечерняя научит,
Как надо умирать.

О, если бы так! Не научили нас вечерние зори никогда ничему…

В последний раз увидела я ее лежащей среди цветов.

Ей покорно сложили тихие руки, причесали обычной ее прической, чуть-чуть подкра сили щеки. Все как прежде. Но лоб ее, где когда-то красовалась декадентская повязка с брошкой, смиренно и мудро обвивал белый венчик с последней земной молитвой.

– Недолгий друг мой, – шептала я, – не были вы тепленькой. Вы хотели быть злой. Это ярче – не правда ли? А ту милую нежность, которую тайно любила ваша душа, вы стыдливо от чужих глаз прятали. Я помню ваше стихотворение об электрических проводах.

В них ДА и НЕТ.

Соединяясь, они сольются… И смерть их будет Свет.

Что мы знаем, недолгий друг мой? Может быть, за вашими холодными закрытыми глазами уже сияет этот тихий свет примирения с вечным…

Я нагнулась и поцеловала сухую мертвую ручку».

Н. Тэффи.

Зинаида Гиппиус

Могила Д. Мережковского и З. Гиппиус на парижском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

В России произведения Гиппиус, как и Мережковского, стали издаваться вновь только в 1990-е годы. Снова увидели свет ее стихи, новеллы, романы и конечно же удивительные свидетельства эпохи – дневники революционных лет. Появились и воспоминания современников. Научных исследований, посвященных ей, пока немного.

Многие ли читают Гиппиус в наши дни? Нет, ее стихи и романы вспоминают гораздо реже, нежели творения Блока, Ахматовой, Цветаевой. Иногда перечитывают ее «Чертову куклу», цитируют стихи о «ласковой кобре», но чаще вспоминают ее саму. Не случайно ведь Георгий Адамович считал, что «Зинаида Николаевна как личность была больше, значительнее, человечнее и даже сложнее всего, что удалось ей написать».

Помнят и легенду, которую она так тщательно о себе создавала. Человек острого, основательного ума и уникального трудолюбия, преданная жена, она пожелала остаться рыжей бестией с портрета Бакста, демонической женщиной, «зеленоглазой наядой». Ее желание исполнилось.

Возможно, главное ее призвание заключалось в том, чтобы служить неким центром, объединяющим началом, притягивавшим талантливых и мыслящих людей – и в дореволюционном Петербурге, и в эмиграции. Этому призванию она оставалась верна до конца.