Зинаида Гиппиус. Муза Д. С. Мережковского

Белый, чувства которого были весьма непостоянны, в этот период своей жизни относится к чете Мережковских тепло и пишет весьма лестные отзывы на рассказы Зинаиды Николаевны.

Через два десятилетия, приняв сторону большевиков, он будет отзываться о Зинаиде Николаевне в совершенно ином тоне.

«Среди истинно культурных художников имя З. Н. Гиппиус занимает видное место. Из писательниц-женщин она одна вооружена всем, что составляет основу и мощь утонченной культуры. В этом ее незабываемое значение. З. Н. Гиппиус – самая талантливая из писательниц-женщин. Кроме того, она – умнейшая среди современных беллетристов».

А. Белый

Зинаида Николаевна трудится над новыми сборниками рассказов, в 1906 году выходит «Алый меч», в 1908-й – «Черное по белому». Пишет пьесы – «Нет и да», «Маков цвет». Впрочем, последняя из названных пьес была плодом трудов всего «троебратства». Ей не удалось полюбить Париж той нежной любовью, которую она питала к Петербургу и городам Италии. И она напряженно думала о революции, пытаясь провести аналогии между Францией и Россией, понять, где и в чем совершили ошибки французские революционеры.

Не бросает она и поэзию. Именно к этому периоду относится ее известное стихотворение «Боль»:

И я такая добрая,
Влюблюсь – так присосусь.
Как ласковая кобра, я,
Ласкаясь, обовьюсь.

В начале ХХ века, несмотря на всю свободу нравов, эти строки казались шокирующе неприличными – так, по крайней мере, свидетельствовали современники. И немногие при этом вспоминали о том, что написано оно о непреходящей, неотвязной, томительной боли – и от лица этой самой боли.

«Граждане Парижа взяли Бастилию. Душа народа, согнутого извне, свергла насилие во имя человеческого „лучшего“. Для своего лучшего, для своего роста, для жизни. Что же случилось? Когда остановился рост? Почему остался недовершенным обет этого „лучшего“, этой жизни, обет, который дал народ и святость которого помогла разрушить старое?»

З. Н. Гиппиус.

Бедный город

К 1907 году относится трагикомический эпизод – неудачное знакомство в Париже молодого Николая Гумилева с четой Мережковских и Философовым. Начинающий поэт произвел на маститых символистов самое дурное впечатление. В письме к Валерию Брюсову Зинаида Николаевна описывала Николая Степановича так:

«Да видели ли вы его? Мы прямо пали. Боря (Андрей Белый. – Авт.) имел силы издеваться над ним, а я была поражена параличом. Двадцать лет, вид бледно-гнойный, сентенции старые, как шляпка вдовицы, едущей на Дорогомиловское. Нюхает эфир (спохватился) и говорит, что он один может изменить мир».

Н. Гумилев в Париже. 1906 г.

Одним словом, с Гумилевым обошлись весьма высокомерно и невежливо, фактически указали ему на дверь. В распознавании чужих талантов Мережковские не всегда проявляли мудрость, а тем более чуткость. Андрей Белый, который был тогда во всем с ними согласен, также насмехался над Гумилевым. Впрочем, Николай Степанович, судя по всему, от растерянности действительно выглядел довольно глупо.

Таких рассказов немало – о том, как Мережковские обдали того или иного новичка холодом. Через некоторое время Есенин с живой обидой вспоминал, как Гиппиус, издеваясь, при встрече назвала его валенки «гетрами». Почему же все юные поэты считают своим долгом навестить Мережковских – в Петербурге ли, в Париже ли? Так уж сложилось, что салон Зинаиды Николаевны в начале ХХ века был именно той «прихожей», через которую можно было попасть в мир литературы.

В это время Мережковский пишет пьесу о Павле I, его мысли сосредоточены на эпохах заговоров и государственных переворотов. Работает он, как всегда, много. Вскоре из России приходит известие о смерти его отца, Сергея Ивановича. Летом 1908 году супруги возвращаются в Россию, на душе у них неспокойно.

«Поезд уносил нас на север, мы смотрели в окна, и Д. С. грустно сказал: „La douce France!..“ (милая Франция!)».

«Вымысел»

Один из рассказов Зинаиды Гиппиус, написанный в 1906 году, называется «Вымысел». Он страшный, мистический – о женщине, которая знала свое будущее. Все знала, до самого последнего дня. И была несчастна этим знанием.

«Для меня нет в жизни ни страха, ни надежды. Мне нечего ожидать, сомневаясь, не о чем просить».

Совсем молодая, она казалась глубокой старухой – жизнь ее была отравлена.