Несмотря на характерную для Серебряковой жизненноправдивую передачу лиц, одежды и вообще фигур девушек, они приобретают особую устойчивость, своего рода монументальность, чему способствует и большая четкость, свежесть и лаконизм цветового решения, построенного на сочетании красного (в сарафане, кофтах, платках девушек), синего, белого — и золотисто-желтых оттенков полей. «Жатва» Серебряковой по праву становится еще одним важным этапным произведением на пути создания в русской живописи картины — произведения значительной мысли и предельно продуманной, безупречно найденной формы. Но не только это. Особенности и качества «Жатвы» доказали, что ее создательница — прирожденный монументалист, стенописец. И отнюдь не случайно, что через несколько месяцев, очень высоко оценив живопись Серебряковой, строитель Казанского вокзала в Москве архитектор А. В. Щусев и разработчик общего плана его оформления А. Н. Бенуа пригласили ее, наряду со зрелыми и знаменитыми мастерами Е. Е. Лансере, М. В. Добужинским, Б. М. Кустодиевым, Н. К. Рерихом, принять участие в грандиозной по замыслу росписи воздвигаемого здания. Но об этом — далее. Закончив же «Жатву», она не оставляет мысли о создании новых произведений, посвященных крестьянскому труду и людям русской деревни. В годы войны «нескучанские» альбомы Серебряковой также полны и набросками, и тщательно выполненными зарисовками крестьян, особенно молодых женщин и девушек во время работы и кратковременного отдыха. К рисункам такого рода прибавляются теперь и наброски пленных австрийцев, заменивших на сельских работах ушедших на фронт крестьян (пишет она и несколько портретных этюдов австрийцев, с искренней заинтересованностью воплощая в них психологическое состояние человека, оторванного войной от родины), и раненых солдат во время их транспортировки и лечения в госпиталях.
Беление холста. Наброски. Около 1916
Основным же в крестьянской тематике Серебряковой в 1915–1916 годах был замысел новых картин — «Беления холста» и «Стрижки овец», наряду с работой над созданием отдельных больших портретных изображений крестьянок. Среди последних особенно впечатляющи — и по необычайно внимательному и теплому отношению художника к своим моделям, и по живописному мастерству, смелому и ясному цветовому решению — портрет (этюд к варианту «Жатвы») Поли Молчановой (1915), «Крестьянка Марина, чешущая лен» и «Спящая крестьянка» (обе — 1917). В последней — этюдный, казалось бы, мотив не помешал живописцу создать прекрасный в своей поэтичности образ, в котором естественность позы сочетается с подлинно классической гармоничностью черт тонкого светящегося лица. Даже несколько вытянутый по горизонтали формат работы, в который вписана свободно лежащая фигура (причем локоть и пальцы одной ноги как бы срезаны краем холста), усиливает выразительность изображения, создавая атмосферу особого состояния покоя и временности происходящего. Этому впечатлению способствует и превосходно написанный «антураж» — зеленая, колеблемая ветерком трава, случайно брошенная кипа холста. Лаконизм и предельная четкость рисунка и цветового решения «Спящей крестьянки» вводят этот этюд-картину в ряд монументально-декоративных произведений живописца. Нелишне еще раз упомянуть, что Серебрякову связывали с ее моделями самые теплые, дружеские чувства, подтверждаемые и эпистолярным наследием семьи Лансере—Серебряковых, и воспоминаниями тесно общавшихся с нею крестьян[47]
.Беление холста. Наброски. 1917
Беление холста. 1917
«
«
Кузьма Петров-Водкин. Девушки на Волге. 1915