Зивелеос. Книга вторая. Поляна Лысой горы

– О том, что было, прошу пока забыть. Это большая трагедия. У меня сердце едва выдержало. Пришлось пить несколько раз таблетки. Но у нас свадьба. Всем немедленно мыть руки и за стол. Машенька, покажи гостю, где что. Кстати, как ты долетела? Сердечко своё не потеряла?

– Ой, не знаю, деда, что и как, – торопливо стала сыпать Маша словами. – Я ни разу не открыла глаза, так страшно было. Хорошо, что Танюша меня держала, а то бы свалилась, и ты меня не досчитался бы.

– Ха-ха-ха, – рассмеялся Наукин. – Из кокона, внученька, никто и ничто выпасть не может, пока не нажмёшь нужный контакт. Сколько раз я тебе объяснял.

– Да, объяснял, а всё равно страшно. Сам-то ты не рискуешь летать.

– Я другое дело. Больно стар, ты сама знаешь. Сердце может не выдержать перепада давления на высоте и скорость. Но не будем об этом пока. Руки мыть! Дело идёт к вечеру, а нам о многом поговорить надо.

О мытье рук пришлось повторять несколько раз, так как женщины, накрывавшие стол, отставили всё в сторону и бросились поздравлять Татьяну и Николая с законным браком. Огромный букет полевых цветов, собранных тут же за домом, на широком лугу с уже поникающими травами, но всё ещё украшенном высокими белыми ромашками и голубым цикорием, был вручен Татьяне, украсив и без того прекрасную девушку осенним разноцветьем. Наконец призыв идти в ванную был услышан, и молодёжь направилась было к дому, но тётя Катя остановила их, запричитав:

– Как же так, как же так, погодите. Так входить в дом не полагается.

Она схватила со стола заранее приготовленную кастрюлю, набрала из неё пригоршню зерна и широким жестом высыпала его перед молодожёнами, приговаривая:

– Чтобы жизнь ваша была полной и богатой, спелой, как это зерно, и плодотворной. А ещё пусть она будет сладкой и вкусной.

С последними словами тётя Катя достала из широкого кармана платья горсть конфет в бумажных обёртках, дала их Маше и та стала бросать их по две-три штуки перед друзьями одновременно с зерном, которое продолжала рассыпать её мама.

Николай взял под руку свою бывшую невесту, а теперь жену и неторопливо повёл её в дом. Зерно и конфеты дождём сыпались под ноги, почти в самые глаза светило опускавшееся к горизонту солнце, над головой высоко в небе, словно по синему морю, плыли белые облачные сказочные птицы, а чуть ниже тянулся к югу клинышек настоящих птиц – это были гуси.

Навстречу молодожёнам вышел дядя Лёша. В руках на подносе, накрытым расшитым цветными нитками рушником, – большой каравай.

– Тарас Евлампиевич, – сказал он громким басом, – прошу вас на правах хозяина вместе с бабушкой Тани принять молодых и угостить караваем по старому русскому обычаю.

Надежда Тимофеевна покраснела в сильном смущении, но приняла поднос и, став с Тарасом Евлампиевичем рядом, сказала:

– Откушайте хлебушка, детушки.

– Хлеб вам да соль, – поддержал её Тарас Евлампиевич.

Тане немного мешал букет и она хотела отдать его Маше, но тётя Катя вскричала:

– Нет-нет, не вручай, а брось букет вверх, пусть Машенька ловит его.

Не понимая, зачем так нужно делать, но повинуясь указанию, Таня подбросила букет так, что Маша едва успела подхватить его, но всё же успела и громко рассмеялась, спрашивая:

– Зачем это, мама?

– Это такой обычай, дочка. Тот, кто поймает букет, брошенной невестой, скоро сама выйдет за муж.

– Ах, мама, да за кого же? Разве что за Олега?

– Ну, это уж твоё дело, а только таков обычай. Поймала букет, значит, поймала своё счастье.

В это время Николай и Таня кусали по очереди каравай. Николай не сразу съел свой кусок, а сначала посыпал его солью и потом уж положил снова в рот. Он любил солёное и любил выдерживать полностью традиции – дали ведь хлеб да соль, стало быть надо всё пробовать.

Таня последовала его примеру.

Завершив небольшую трапезу, молодые хотели идти в дом, но тётя Катя опять их остановила.

– Что же ты, Коленька? Не занесёшь ли жёнушку в дом на руках? Ты ведь любишь её?

– О, с превеликой радостью!

Николай подхватил Таню на руки. Пушистое белое платье смялось, ноги красавицы покорно согнулись в коленях, сама она обхватила левой рукой шею любимого, и так они двинулись в дом. Дядя Лёша фотографировал. За молодыми, взявшись почему-то за руки, шли Маша с Олегом. Следом направились было Тарас Евлампиевич и Надежда Тимофеевна, но тётя Катя остановила их:

– А мы сядем, пожалуй, за стол. У нас руки чистые, можем и тут подождать.