Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы

У мужчины опять загрохотал в голове водопад, и, стараясь протолкнуть застрявшие в пересохшем горле слова, он, едва ворочая языком, с неискренней улыбкой человека, который не находит темы для разговора, пробормотал:

— А вы ничего не предпринимаете, чтобы не скучать?

— Хожу в кино.

— Вот как! А кто из актрис вам больше нравится?

Они вновь внимательно посмотрели друг на друга. Леонильда, удобно облокотившись на ручку кресла, глупо улыбалась, щуря глаза, и казалось, что она читает мысли Карла и издевается над его нерешительностью. Она сидела, обхватив колено длинными тонкими руками, и в какие то мгновения выглядела опьяненной этим приключением, и Карл опять спросил:

— Значит, вы скучаете?

— Скучаю.

— А он что говорит?

— Кто? Хуан? А что, по-вашему, он может сказать? Иногда он говорит, что ему не надо было на мне жениться. А иногда, наоборот, говорит, что у меня вид женщины, созданной, чтобы иметь любовника. Как вам кажется, принадлежу я к женщинам, которых любят? Я тоже часто думаю — зачем мы поженились?

Эухенио взял сигарету. Он давно заметил, что любое беспокойство легко снимается, если занять себя какой-нибудь ерундовой, механически выполняемой работой. Он медленно затянулся, набрал полный рот дыма, потом постепенно выпустил его и, уже овладев собой, совершенно спокойным голосом спросил:

— Так что же, Хуан никогда не спрашивал, не хочется ли вам иметь любовника? Вернее сказать, никогда не намекал, что вам нужно завести себе любовника?

— Нет…

— Тогда почему же вы сегодня пригласили меня? Хотите изменить мужу… И выбрали меня?

— О нет, Эухенио! Какая дикость! Хуан очень хороший. Он целый день занят…

— И потому что он хороший и целый день занят, вы приглашаете меня на чашку чаю?

— Ну что в этом плохого?..

— В самом деле, ничего плохого. Одно только — вы рискуете столкнуться с нахалом, который попытается уложить вас в постель!

Леонильда, не сдержавшись, даже подскочила на кресле:

— Я бы закричала, Эухенио, не сомневайтесь. Ведь я скучаю, но при этом занята целый день. Мне просто тошно сидеть одной в четырех стенах. Ужас какой-то! Вы понимаете, какие мысли бродят в голове у женщины, весь день запертой в четырех стенах своей квартиры?

Она начинала бунтовать. Следовало поостеречься.

— А он не замечает, что с вами происходит?

— Замечает…

— И что же?

— Так это ведь муж…

— А почему вы не развлекаетесь чтением?

— О, пожалуйста, оставьте. Книги — это кошмар. Что мне читать? Из книг разве можно что-нибудь почерпнуть?!

Теперь она удобно уселась в глубоком кресле и при слабом освещении казалась грустной, а кожа у нее стала матовой. С тоской в голосе она открыла ему свое сокровенное желание:

— Знаете, Эухенио, мне хотелось бы жить совсем в другом месте…

— Где же?

— Не знаю. Мне хотелось бы ехать и ехать, даже не думая, где поселиться. А вместо этого… Хотите знать, что делает Хуан, когда возвращается домой? Принимается читать газеты!

— В газетах много очень интересных новостей.

— Знаю, знаю… Какой же вы шутник! Он читает газеты и на все мои вопросы односложно отвечает «да» или «нет». Вот так мы разговариваем. Нам нечего сказать друг другу. Как мне хотелось бы куда-нибудь уехать, далеко-далеко… Сесть в поезд — пусть льет дождь, — обедать на вокзалах, в ресторане. Не подумайте, Эухенио, что я сошла с ума…

— Да я ничего не думаю…

— А он — наоборот, его с места не сдвинешь, только когда я уж вовсе не выдерживаю, соглашается поменять квартиру. Похоже, он пришит к дому. Вот именно, Эухенио, пришит к дому. Кажется, все мужчины, достигнув тридцати лет, не хотят уже с места сдвинуться. А мне хотелось бы куда-нибудь уехать далеко. И жить, как живут киноактрисы. Как вы думаете, о жизни киноактрис правду пишут в газетах или нет?

— Правду… процентов на десять.

— Вот видите, Эухенио… именно так мне хотелось бы жить. Но теперь это невозможно.

— Конечно, конечно… И все-таки, зачем вы меня пригласили?

— Просто хотелось поговорить с вами. — Она тряхнула головой, как бы отгоняя от себя некстати появившиеся мысли. — Нет, я никогда не смогла бы изменить Хуану. Никогда. Избави бог. Вы поймите… Вдруг узнали бы его друзья… Какой для него позор! А вы, вы первый же сказали бы: «Супруга Хуана изменяет ему, и не с кем-нибудь, а со мной…»

— А вам не хотелось, чтобы вас поцеловали?

— Нет.

— Вы уверены? — Эухенио не мог скрыть лукавой улыбки и продолжал настаивать: — Не знаю почему, но мне кажется, что вы лжете.

На минуту Леонильда смутилась. В глазах у нее был испуг, словно бы она внезапно оказалась где-то высоко-высоко и земля ускользала у нее из-под ног. Если бы Эухенио и задался целью уяснить себе, в чем тут дело, сейчас это было невозможно. Она выглядела теперь более утонченной в этой непостижимой прозрачности, паря где-то высоко над землей, под самым небом.

— Пообещайте мне никому не рассказывать, хорошо?

— Конечно.

— Ну так вот — однажды один друг Хуана поцеловал меня.

— Вы хотели, чтобы он вас поцеловал.

— Нет, вышло все… совсем случайно.

— Ну, и вам было приятно?

— Тогда я ужасно рассердилась. И сразу его прогнала.

— С тех пор прошло уже несколько лет.

— А он больше к вам не приходил?