Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы

— Мне пришло сразу же на ум, как я уже рассказывал, что я стою у истока удивительного приключения. Во всяком, случае, приключения загадочного. С другой стороны, в какой-то степени даже интересно — подвергнуться риску стать под пулю, которую пустит в тебя муж, он же твой друг. Может, и не это… А как вам кажется… Хуан мог бы меня убить?

— Нет… по-моему, нет. Ему, бедняге, было бы так неприятно…

— Вот видите… Мы, современные мужья, не годимся даже для того, чтобы свернуть шею мерзавцу, который крадет у нас жену. Конечно, то, что теперь не сворачивают шею супруге, это достижение науки и цивилизации… но как бы там ни было, а иногда приятно было бы кого-нибудь прикончить… во имя предрассудков. Кроме того, Леонильда, Хуан не убил бы ни вас, ни меня не потому, что он добрый, — он просто понял бы, что вы наставили ему большие, с этот дом, рога, пытаясь хоть чуть-чуть восстановить справедливость… Ну ладно, вернемся к тому, с чего начали… Когда я вошел, первое, о чем подумал, — как разыграть с вами любовную комедию… начать с целования рук или дотронуться до груди…

— Эухенио!..

— Именно об этом я думал.

— Я не разрешаю вам…

— Вот теперь вы разыгрываете комедию…

— Ну хорошо… но не говорите так.

— Прекрасно… Отменяется описание сеанса массажа…

— Эухенио…

— Леонильда… Вы не даете мне связно выразить мои мысли.

— Выражайте их поскромнее.

— Дело вот в чем. Когда мы вошли, я ждал, что вы закружитесь в танце и скажете: «Вот я какая храбрая, решила сегодня наставить рога своему мужу!» Я мечтал, Леонильда, что вы так скажете. А может быть, расстегнете блузку и скажете: «Поцелуйте меня в грудь». Или нет: «Преклоните колени вот здесь, у моих ног, и положите голову мне на колени». Еще, когда вы потом вошли, мелькнула у меня мысль: как было бы прекрасно, если б она появилась обнаженной, но закутанной в плащ.

— Вы безумный…

— Леонильда… это только предположения. Я же не говорю, что вы обязательно должны были так поступить, ничего подобного… Я ограничиваюсь тем, что представляю себе, как было бы замечательно, если б так случилось…

— Слава богу.

— Я понимаю… не случилось… Когда мы вошли, вы сказали: «Мне так скучно…» Тогда, поверьте, я ужасно расстроился.

— Почему?

— Не знаю. Мне стало жаль вас, вас и Хуана.

— Жаль… жаль его…

— И вас. — Эухенио теперь ходил по кабинету из угла в угол. — Конечно, мне стало жаль. Я понял сложности вашей жизни. Эти сложности преследуют всех замужних женщин. Супруг всегда на службе, жена — постоянно одна, как вы говорите, запертая в четырех стенах.

— Нам с ним не о чем говорить, Эухенио.

— Это естественно. Сколько лет вы женаты?

— Десять…

— И вам все еще хочется сказать что-то новое мужчине, с которым прожили десять лет, то есть три тысячи шестьсот дней?! Нет, Леонильда… нет…

— Он приходит, уютно устраивается вот в этом кресле и читает свои газеты. В нашем доме есть пятая стена — газеты. Мы смотрим друг на друга и не знаем, что сказать, вернее, знаем наизусть…

— Ничего нового вы мне не открываете. Такое происходит между всеми супругами, и даже между женихом и невестой. Эти тоже страшно скучают, если, конечно, они не совсем уж дураки. И мы с вами, Леонильда, если б долго встречались, тоже оказались бы точно в таком положении.

— Может быть…

— Меня радует, что вы тоже так думаете. Вообще-то, знакомство с женщиной — это всегда еще одно горестное воспоминание. Каждая девушка, пройдя через нашу жизнь, оставляет внутри нас ржавый след. Возможно, и каждый мужчина разбивает в жизни женщины какую-то грань доброты, которую предыдущий оставил нетронутой лишь потому, что не нашел способа ее разрушить. Мы все квиты. Отличная стая мерзавцев…

— Вы ни во что не верите…

— Может, Леонильда, вы хотите, чтобы я в вас поверил?

— Что же это, жизнь вечно будет такой?

— А какой бы вы хотели, чтобы она была?

— Не знаю… не знаю. Так, значит, все супружеские пары живут, как мы с Хуаном.

— Более или менее, девяносто девять из ста.

— Что же делать?

До этого момента разговор их окольными путями шел спокойно, но тут вдруг в душе Карла поднялась целая буря чувств. Он грубо схватил женщину за руку, притянул к себе и поцеловал. Она старалась уклониться от его губ. Он отпустил ее и, глядя на нее с нежностью, сказал:

— Я поцеловал тебя потому, что ты разнесчастная бабенка. Обыкновенная бабенка, которая верит кинобредням. Посмотри мне в глаза. — Она, покраснев от стыда, забилась в угол кресла. — Вот видишь: я уже не хочу тебя. Попытайтесь, — он перестал говорить ей «ты», — полюбить Хуана. Он хороший человек. Я тоже хороший человек. Мы, мужчины, все хорошие люди. Но над каждым из нас насмехается какая-нибудь женщина, над каждой женщиной где-то насмехается какой-то мужчина. Вот так все оно и тянется, как я вам уже говорил, — значит, мы квиты.

Сидя напротив, они почти спокойно смотрели друг на друга и чувствовали себя так, будто остались одни на всем белом свете. Ничего нового они уже узнать не могли, и говорить им было не о чем… Карл поднялся.

— До свидания, сеньора.

Она как-то двусмысленно улыбнулась и осторожно спросила: