Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы

— Пусть эта девчонка попробует что-нибудь выкинуть. Пусть только посмеет. Она тогда узнает. Я заточу ее в монастырскую школу «Добрый Пастырь». И буду держать ее там до совершеннолетия. Я завтра же препоручу ее военному министру.

Искренне опечаленный, Бальдер сопротивлялся:

— Очень жаль, сеньора, если так. Ирене и я прекрасно бы поладили. Я очень люблю Ирене. Я ее люблю и вел себя с нею по-отечески. Очень жаль, что так все вышло.

— Что ж, в этом случае вы лишь исполнили долг благородного человека, — отрезала вдова.

Бальдер умолк. С его желаниями тут не считаются. Пусть он циник, но кто сказал, что циник не может влюбиться? Вот он и влюблен в Ирене. И он с грустью повторил:

— Я вел себя с ней по-отечески, как если бы она была моя родная дочь.

Ирене вперила в него внимательный взгляд и, видимо вспомнив его отнюдь не отеческие ласки, саркастически улыбнулась, как бы говоря ему. «А ты, милый, оказывается, бессовестный комедиант».

Бальдер продолжал:

— Когда мужчина моего возраста любит девушку, как отец (он сам не разбирал, где в нем кончается шут и начинается трагик), нельзя играть ни его, ни ее судьбой. Ирене и я отлично друг друга понимаем. Вы умудрены жизненным опытом и должны войти в наше положение. Его волнение помогало ему. — Нам судьбою назначено быть вместе. Мы любим друг друга. Сколько на свете мужчин, которые расторгли первый брак, чтобы потом жениться на женщине, которую любили по-настоящему! Разве преступление — любить? Нет. К тому же моя семейная жизнь не удалась. Я не люблю свою жену. Сейчас живу отдельно от нее. Мы с Ирене познакомились совершенно необычно, и наши отношения должны быть необычными. Что из того, что я женат? Какое это имеет значение? Да никакого. Сколько супружеских пар разводится ежегодно в каждой стране? Этого еще никто не подсчитал… Но цифра огромная. По-моему, в Соединенных Штатах, по статистике, пять процентов. Двое любят друг друга, и этим все сказано. Мы можем построить счастливый семейный очаг. Если вы воспротивитесь, сеньора, на вас ляжет ответственность за все, что случится. Вот именно… ответственность. Перед богом и людьми.

По мере того как Бальдер говорил, в нем росла и росла странная потребность насмехаться над собой и над теми, кто его слушал. Когда он произнес: «перед богом и людьми», его внутренний голос прошептал ему: «Бессовестный, ты же не на подмостках». Бальдер, не слушая его, продолжал:

— Что у вас за жизнь, сеньора! Будьте же благоразумны. Ирене любит меня. Я постоянно думаю о ней. О, если б вы знали, как мы познакомились! И вот теперь я говорю вам о моей любви и мне кажется, что вы меня понимаете, что вы осознаете все благородство моих чувств и вы их одобряете… да-да, сеньора… вы их одобряете и лишь из самолюбия, из предрассудка говорите мне «нет», тогда как ваше сердце говорит мне: «Да… да… будьте счастливы с женщиной, которую так горячо любите. Будьте счастливы, сын мой!»

Произнося эту речь, Бальдер думал: «Чем глупее я им покажусь, тем лучше».

К тому же вдова подполковника, возможно, замечала, что в ее собеседнике сменяют друг друга искренний человек и комедиант, потому что она покачала головой и, нервно теребя фиолетовую бахрому шали, сказала:

— Все, что вы говорите, — очень мило, только вам нужно сначала стать свободным человеком. То, что вы предлагаете, — неприемлемо. Вы хотите жить с женой и ходить в женихах. Нет, нет и нет.

— А если я разведусь?

— Это другое дело. Не знаю. Надо будет подумать. Впрочем, нет. Нет. Моя дочь не может выйти замуж за разведенного. Пересудов не оберешься. Да я вовсе и не тороплюсь выдать моих дочерей замуж. Им хорошо в родном доме, рядом с матерью. А вы продолжаете жить с вашей женой?

— Нет, я уже говорил вам, что расстался с ней. Мы друг друга не понимаем. И, что самое страшное, никогда не поймем.

— Почему же не разойтись раз и навсегда? Бог ты мой! Я с моим характером и десяти минут но прожила бы с человеком, который мне не по душе.

— Да, лучше всего развестись. Я собираюсь в скором времени возбудить дело о разводе.

Разговор становился вялым. Не таким ярким стало сияние дня в патио. Бальдер почувствовал прохладу, он по-прежнему оставался на ногах. Дважды отказался сесть. Ему казалось, что, двигаясь, он лучше владеет собой. Ирене молчала. Скрестив руки и прислонившись к пианино, смотрела на Бальдера долгим кошачьим взглядом. Другая молодая женщина, стоявшая рядом, пошепталась с ней и вдруг сказала:

— Может, Ирене сыграла бы нам что-нибудь?

— Нет, нет, не надо играть, — возразила хозяйка. — Уже поздно.

— Так как же, сеньора… ваше последнее слово…

— Нет, решительно и бесповоротно — нет. Пока вы не свободны, о продолжении знакомства с Ирене не может быть и речи. К тому же она еще очень молода… ей надо учиться…

— А разве, встречаясь со мной, она не может учиться?

— Пусть сначала закончит курс. А там посмотрим.

Молодая женщина разразилась восклицаниями в стиле дешевой кинодрамы:

— Каким счастливым будет тот день, когда они поженятся! Я уже вижу, как Ирене в подвенечном платье входит с ним об руку в церковь.