Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы

Бальдеру случалось разговаривать со знакомыми, которых он давно не видал. Они уже успели жениться. Надо полагать, по любви, но теперь их любовь к женам стала весьма относительным понятием. Счастливы они не были. Из их высказываний это можно было уяснить себе достаточно определенно. Эстанислао приходил в ужас перед лицом незримой катастрофы, обломками которой он считал этих несчастных. Они уже ничего не искали в окружающем мире. (Их собственный мир потерпел крах ночью на супружеском ложе и днем — за конторкой в учреждении, где они служили). Теперь они лишь пожимали плечами, слыша те слова, которые в юности уносили их за облака. От всего их честолюбия осталось лишь желание сравняться с каким-нибудь преуспевающим авантюристом. Поймать миг удачи, разбогатеть и «жить припеваючи». Они уважают и ненавидят своих начальников, восхищаются ловкими аферистами и вымогателями, процветающими в столице. Они злые, разочарованные, насмешливые и наглые. В счастье не верят. Надежда наверняка преобразила бы их душу, но, чтобы возыметь надежду, нужен настрой, не имеющий ничего общего с полной капитуляцией перед собственным крахом. Кроме того, надежда невозможна без внутренней духовной силы, а ее у них нет.

Бальдер иногда тоже признавал себя побежденным. Великое уныние охватывало его и погружало в апатию на несколько дней, потом он оживлялся, говорил себе, что рано или поздно встретит женщину, которая вдохнет в него новую надежду и энергию, и тешился этой мыслью день за днем.

Он не спешил, не гонялся за мечтой. В этом нетрудно убедиться, проследив, как развивалась его любовь. Бальдер не торопился, как и его товарищи. Они жили себе и жили, раз уж случаю было угодно, чтобы они существовали на планете Земля. Лениво брали то, что оказывалось под рукой, если для этого не требовалось больших усилий.

Словом, Бальдер был, что называется, «женатый человек». Лентяй, унылый скептик…

Шли дни, он становился все молчаливее. Прошло много месяцев, и как-то он спохватился, что скоро Карнавал, вспомнил свою прошлогоднюю инертность, поклялся страшной клятвой, что на этот раз обязательно поедет в Тигре, провел в нетерпеливом ожидании два месяца… Наступил Карнавал… Он устроился за столиком кафе и с безразличием глядел на шествие, и снова прошел первый, второй, четвертый, пятый день Карнавала, а он так и не собрался в Тигре. Он не знал, что разочарование и лень оберегают его, задерживая наступление решающего события.

С грустью думал он о том, что его воля испарилась, исчезла навсегда. Ирене продолжала жить в его воображении. Лишенная земной оболочки, она вызывала в его груди неострое и сладкое замирание сердца, которое можно сравнить со слабым запахом увядшего цветка.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Необыкновенное событие свершается

ловно два города один на другом: вверху — пики небоскребов, внизу — ломаный горизонт каменных четырехугольников.

Бальдер сидит без пиджака в кресле-вертушке и глядит в распахнутое окно, окаймленное металлической рамой, на уходящие вдаль крыши.

Его совсем не интересует этот вид, но он продолжает его созерцать. На уровне одной из почерневших крыш видит контрфорсы решетчатого железнодорожного моста. Кирпичная кладка тянется вверх — за серым фасадом вырастает желтый, исчерченный черными прорезями окон, дома громоздятся крутыми ступенями на фоне зелени садов, а над шиферными крышами восьмиэтажных зданий, как скалы над плоскогорьем, вздымаются темно-желтые моноблоки небоскребов.

За террасами плоскогорья фиолетовые облака расползаются, оставляя за собой золотистый след. Небесная голубизна густеет от краев купола к центру его и над головой уже напоминает глубокую синеву ледяной воды.

Бальдер отводит усталый взгляд от окна и смотрит на прямоугольник стены своей конторы, нижняя часть которой выкрашена под цвет морской волны; от нее идут три переборки под красное дерево, словно спаянные из толстой слюды.

Он закрывает окно. Металлическая решетка рамы делит небо на неровные голубые квадраты, и волнистая гладь стекол создает у Бальдера впечатление, что он на дне аквариума.

Может, это и есть его место в жизни.

Он чиркает спичкой по стене и закуривает сигарету. Вдыхая дым, смотрит отсутствующим взглядом на черный телефонный аппарат и лежащую поперек него трубку. Зевает, открывает тетрадь, с карандашными эскизами канализационной системы.

Цифры, стрелки, пролеты, квадратные и кубические корни… Бальдер открывает рот и смотрит на сплетающуюся затейливую струйку дыма, которая поднимается от тлеющей сигареты. Пожимает плечами; с неба, забранного оконным переплетом в неровные голубые квадраты, в душу его льется уныние пустой бесконечности.

Облако с одного боку напоминает очертаниями верблюда, и, хотя Бальдер себе в этом не признается, его одолевает смертельная скука.

Дребезжит телефон. Бальдер лениво протягивает руку, пододвигает к себе аппарат и снимает трубку.

— Слушаю… Да, это я… Вы меня знаете?.. Неужели?..