Злая Русь. Зима 1237 (СИ)

…Покуда в голове обозной колонны закипела схватка всадников, еще два клина орусутов доскакали уже до пороков, смяв тонкую цепочку боевого охранения метательных машин, и принявшись яростно рубить обслугу. А стремительно сближающиеся с обозом пешцы попали под град вражеских стрел! Многие попадали — но большинство орусутов продолжило свой бег, ибо в атаку бросились они не плотным строем, а цепью лыжников. И собрать в ней кровавую дань оперенной смерти оказалось не столь и просто… Когда же добрались рязанцы до татар, то бросились на них яростно завывая и ревя, пугая лошадей монгольских звериным рыком! Без всякого строя и порядка, пешцы-ополченцы, вооруженные порой даже просто обструганными и закаленными в огне кольями и дубинами, в большинстве своем не имеющие никакой защиты, атаковали не думая сохранить своей жизни, нет! Но каждый из них, порой уже поймав в грудь или в живот стрелу (а то и две!), с тяжелыми рубленными ранами, оставленными саблями на руках или плечах, все равно тянулся к врагу последним напряжением сил, последним усилием воли… Рязанцев вела свирепая ярость и справедливая жажда мщения. Вои будто запретили себе умирать, покуда не выбьет их копье или кол хоть одного всадника из седла! Покуда топор или дубина в недрогнувшей руке не размозжит тому череп! Иные же бросались к копытам лошадей, рискуя быть поверженными ими — и резали жилы животных, заставляя тех пасть вместе со всадниками! А после набрасывались на последних, словно лютые волки, силясь ножом или даже зубами дотянуть до незащищенного лица или горла врага…

Это была даже не сеча, это был кровавый хаос. И вскоре то в одном, то в другом месте не выдержали нукеры, защищавшие пороки, отступили под бешеным натиском озверевших орусутов, презревших страх смерти! Суеверный ужас поселился в монгольских сердцах при виде неукротимой ярости врага, ведомых лишь одной страстью — убить их! И тогда налетели рязанцы на китайскую обслугу метательных машин, в панике разбегающуюся от свирепого врага, и уже запылали первые пороки… И уже скакали гриди Коловрата, перебившие хошучей в яростной, дикой сечи, от головы обоза назад, гоня перед собой потерявших всякое мужество монголов и безжалостно убивая всех, кто осмелится встать на их пути!

Знал ли Евпатий, что с неполными двумя тысячами атаковал десять? Что многочисленная охрана обоза с хвоста его спешит к голове? Что сам хан Батый, следовавший впереди с туменом отборных монгольских воинов, развернул их назад, обеспокоенный возможной потерей катапульт, баллист, стрелометов? Ведь без них — а особенно, без инженеров-китайцев, способных их построить — чем брать города орусутов?! Вперед же себя Батый отправил сильнейшего и любимого багатура Хостоврула с тысячей отборных гвардейцев-тургаудов с приказом: «принеси мне голову их вожака!». И ответил тот, что приведет орусута живым, на аркане…

Нет, не знал о том Коловрат. Да и чтобы это изменило? Боярин понимал, что врага больше, много больше, и что сил одолеть его у рязанцев не хватит — это все русичи понимали. Но ведь они и не думали победить, нет! Они твердо жаждали умереть и избавиться наконец, от боли, рвущей на куски душу — но не руки на себя наложив, совершив грех самоубийства, а принять конец в сече, воздав татарам за все принесенное ими зло!!! И обрести Царствие Небесное, совершив высший христианский подвиг — отдав жизни за други своя! Ведь сгубленные рязанцами Коловрата монголы и китайцы уже не дойдут ни до Коломны, ни до Москвы, ни до Владимира — вот за своих и умирали, истребляя общего для всех русичей врага…

— БЕ-Е-Е-Е-Й!!!

Евпатий неудержимо скакал вперед, круша булавой всех, кто пытался преградить ему путь. Посечен, уж болтается на локтевом ремне широкий и длинный червленный щит, гудит голова в шеломе, принявшем уж столько сабельных ударов! Приходится смахивать с бровей кровь, густо текущую из широкого пореза на лбу, оставленного татарским клинком — но какую же легкость при этом испытывает Коловрат! Как же свободно он чувствует себя в бою, с каждым удачным ударом выкрикивая имена потерянных близких! Словно при этом боль, стиснувшая его сердце и заполонившая душу, понемногу убывает…

И вновь тяжелейший удар, проломивший монгольский щит и вмявший хуяг прямо в тело закричавшего от страшной боли врага! Но такова была сила его, что не выдержало железо еще дедовской палицы, и откололось навершие… Что же, пришлось Коловрату выхватить из ножен меч!

…Уже едва ли не половина обоза осадного горит, уже не менее трех тысяч монгол и китайцев лежат вперемешку с тысячей русичей на залитом кровью снегу! Но далее уже не пробиться: вся оставшаяся охрана обоза встала на дороге, перекрыв ее от края до края, и врага больше. Уже в несколько раз больше его людей… И стоят монголы крепко — знают ведь, что спросит с них хан, если и дальше побегут!