Злая зима

Дед покачал головой, пощипал одинокую седую волосинку, торчащую из бородавки на подбородке. Левая щека, перечеркнутая шрамом, мелко задрожала.

– Вампиры – это злобные бездушные твари, – процедил дед, опершись на худые колени широкими ладонями. – На уме у них только одно – где бы пожрать свежей крови. Отсюда и пляши.

– Сейчас для вампиров созданы все условия, – засомневался Брун. – Пункты выдачи крови в каждом городе. А есть еще и добровольцы, и сектанты, которые даже зимой ходят с голыми шеями в знак готовности.

– Больные на всю голову, – вынес вердикт старик. – Мнят себя избранными. Хотя очевидно, что избранные как раз те, кто не поддается этой заразе и предпочитает чистую смерть потере души.

Брун с иронией посмотрел на деда, но тот вдохновенно поднял глаза к потолку и продолжил вещать:

– Закон двадцать второго года – самая большая ошибка в истории человечества. – Дед откинулся на спинку кресла, поерзал, устраиваясь удобнее. – Если бы не он, вампиров наверняка уже истребили бы. А теперь что? Кто у нас в вампирах?

– Кто? – спросила Эльза.

– Вот последняя инициация, про которую я читал: дочка мэра, попавшая в аварию. Врачи бились над ее жизнью сутки – без толку. Говорят, мэр отвалил за внеочередную инициацию четыре миллиона. Думал небось, что спасает свою девочку. Люди не умеют терять, не хотят отпускать. Наивно думают, что в этом мире что-то им принадлежит. Мы приходим одни и уходим одни. И единственное, за что стоит цепляться, – это мы сами. Потерять себя – вот что страшно.

Эльза нахмурилась, и Брун подвинул к ней руку, прикоснувшись к мизинцу.

– Поэтому у вампиров столько власти. Сильные мира сего готовы защищать своих близких, вернее – их пустые оболочки, и не жалеют на это средств. Прямо у нас под носом зреет мировой заговор!

– Бальтазар, – напомнил Брун.

– Бальтазар – первый вампир, – вернулся к теме дед. – Откуда он взялся, из какой бездны ада выбрался или из какой черной дыры выпал – сейчас никто не скажет. Я читал про него. У отца оставались старые записи. У нас династия охотников на вампиров.

– Только на вампиров? – уточнил Брун, недобро глядя на старика исподлобья.

– Зуб даю, мохнатый, а их у меня не так много осталось, – закряхтел дед. – Знаю, какое дело ты пытаешься мне пришить, но тут я мимо. Оборотней я тоже недолюбливаю, честно скажу. Но вы хоть живые. А у вампиров не сердца, а камень.

– Белла Эдгаровна говорила, что вы подарили ей сердце вампира, – вспомнил Брун.

– Было дело. Хотел произвести впечатление. Она тогда осталась вдовой, а в самом соку была женщина, и что подкупало – увлеченная своей жизнью. Она никогда не вешалась на меня, не доставала упреками – мол, ты где пропадаешь, про меня забыл, все это бабское нытье, – наоборот, мне приходилось умолять, чтобы она выкроила для меня время. Но уж использовали мы его по полной программе.

– Что про Бальтазара? – Брун вернул деда из воспоминаний. – Вы можете дать нам эти записи?

– Сгорели, – вздохнул Феликс. – Когда я сидел, за убийство того самого вампира, чье сердце отдал Белле, мой дом полыхнул и сгорел дотла. Говорят, молния попала, теперь вот сомневаюсь… У Бальтазара была куча имен: Упуаут, Германубис, Гадес, Хренадес… всех не упомнишь. Его разорвали на части, растащив по свету. Надо было уничтожить сердце.

– Вроде не смогли его пробить, – сказал Брун.

– Я бы смог, – без сомнения заявил дед. – У меня удар хорошо поставлен.

– Тот молодой вампир, – вступила в беседу Эльза. – Он ведь был не единственным?

Дед оскалился, как старый волк.

– Все, что я скажу, может быть использовано против меня.

– Вообще-то, я не из полиции, – признался Брун. – Уже год как не работаю. Это частное расследование.

Дед окинул Бруна внимательным взглядом, прикидывая что-то про себя.

– Пойдем, – решился он. Встал с кресла, хрустя коленями, пошел на кухню. Отодвинув ногой вытертый половик, присел и, охая, откинул люк в полу. Лестница в подвал была сделана на совесть: с перилами, толстыми ступенями. Люстра с тремя рожками горела на потолке в центре, освещая арбалеты, развешанные по стенам, ружья, короба патронов, аккуратно расставленные на стеллажах. Брун присвистнул, разглядывая склад.

– Да, скудновато, – печально кивнул дед. – Я только десять лет как собираю. После пожара в старом доме все пропало. Вот там хватило бы пороха, чтобы всю черную башню взорвать к Бальтазаровой матери. От дома котлован остался, куда до сих пор туристов водят.

– Вы понимаете, что за незаконное хранение…

– Ой, да брось, – отмахнулся дед. – Сколько мне осталось. В тюрьме даже веселее. Тут я сижу один как сыч. Вот даже с тобой согласился поговорить, потому что больше не с кем. А в тюрьме сокамерники выслушают. Им-то деваться некуда.

– Это да, – согласился Брун. – А мне зачем вы это показали?

– Мне нужен напарник, – горячо зашептал дед. – Кто-то молодой, сильный. Вместе мы могли бы пойти на настоящее дело. Смотри!

Он выкатил из угла здоровенный пулемет, блестящий, как новенькая кастрюля.