Златые горы (СИ)

Серая хмарь скрыла тело Риддла, оставив душу одну, связанную с материальным миром тонкой серебристой нитью. Астральная проекция – слово, подходящее для учебников, но испуганному загнанному в угол сознанию, оно не давало ни крыльев, ни когтей. И Том сказал себе, что он сова. Он на охоте и с ночью у него старый договор. Нерушимый. Он несся вперед, сквозь холод застывших воспоминаний, сквозь старую боль, колючую как песок, сквозь страдания, оставленные мертвецами и сквозь их слабое едва заметное счастье. Он продирался сквозь чердак времени, загроможденный и заброшенный. Избегал водоворотов из кошмаров, вихрей, поднятых несбывшимися мечтами, и влажных топких болот свежей смерти.

Отсюда живые существа воспринимались, как яркие искры, звезды. Том искал их в каждой тени, за каждым воспоминанием, в каждом пятне чернильной тьмы. Серебристая нить становилась все тоньше и тоньше, но пока он еще чувствовал, как где-то на другом конце едва слышно бьется его сердце. Маленькая искорка вспыхнула, поманив к себе колдуна. Том испугался – слишком далеко, не дотянется. Однако выбора не было, оставалось только рискнуть.

Падение и вот вокруг жар и свет и шум, будто Риддл попал в гущу битвы. Под лихорадочную дробь сердца, кровь неслась по венам, рот жадно захватывал в плен воздух, а ненасытные легкие требовали еще и еще. Страх бежал вдоль позвоночника подстегнуть лентяев: работай, работай, дай больше сил рукам. Им ведь нужно поймать врага, сдавать его, убить его. Тело шаталось. Голова крутилась из стороны в сторону, глаза искали врага? Где он? Где?

«Внутри», - Том зло радовался, умудрившись всплыть в потоке ощущений и мыслей. Он все еще был совой с огромными когтями. Темные тени наползали на чужое сознание, вытягивались. Оно дрожало, но сопротивлялось, билось, теснило его. Тело упало на пол, ступни стучали об пол, руки беспорядочно дергались вверх вниз, как у безумца, вообразившего себя птицей. Взмахи становились чаще, сильнее, прекрасная иллюзия полета обернулась падением в пустоту. В пыли на полу проступали контуры крыльев, не ангельских, а уродливых демонических.

Хозяин боролся из последних сил, когти чужака смыкались, срастались, превращались в клетку. Инстинктивно он отдал единственный верный приказ телу – перекинуться. Том в ярости заглушил команду. Никогда! Злость обернулась острыми серебряными лезвиями. Они резали, кололи, без разбора отсекали любую нить, любую связь, что еще оставалась у хозяина с его телом. Из носа потекла кровь, глаза расширились, наливаясь красным, там тоже лопались сосуды, ноги и руки дрожали, между ног расплывалось темное пятно мочи. Горло выплевывало всхлипы, как испорченный фонтанчик плюется водой: беспорядочно, через рваные промежутки.

Том продолжал гнуть чужое сознание под себя, смыкая прутья, опутывая прочной паутиной колючей проволоки. Они уже стояли на той черте, за которой любое действие в битве разумов, могло причинить необратимый вред телу. Но Риддл не мог остановиться, он скорее превратил бы чужие мозги в кашу, чем позволил бы выкинуть себя обратно в небытие.

Враг дрогнул и наконец сломался, тело расслабилось, испытав что-то опасно близкое к смерти, и затихло. Пауза между криками «Король умер!» и «Да, здравствует король!» затягивалась. Чужак не спешил брать власть. Он надеялся, что победа придаст ему сил, но она не задержалась, подарила миг краткого торжества и растаяла, оставив его один на один с неподъемной, неповоротливой ношей. Риддлу ничего не оставалось, как прислушаться к своей злобе и та прошипела “Поднимайся!”

На ногах он держался неуверенно, его качало из стороны в сторону. Пятно на штанах воняло, мокрая ткань липла к коже, что тоже не помогало держать хвост пистолетом. “Если не можешь шагать - ковыляй” - пробормотал Том себе под нос. Он скривился, и кожа на лице натянулась. Живая маска. Следующий шаг едва не закончился падением. Другой человек на его месте вспомнил бы, как впервые сел на велосипед или встал на коньки, но Риддл все свободное время посвящал изучению магии и на глупости не отвлекался. Он сосредоточился и на всякий случай плотнее сдвинул прутья клетки, крепче запирая сознание оборотня. Колдуну повезло, ему попался молодой, неопытный волчонок, который еще не вошел в силу, зато привык подчиняться. Риддл мог бы узнать его имя, проследить его короткий жизненный путь, вытащить на свет причину, заставившую его задержаться в Шмарксшеде, но зачем… Чем меньше знаешь о противнике, тем легче причиняешь ему боль.