Зло

— Это одна малая часть приношения мясников на алтарь чистого искусства. Я, брат, его комбинат в красках изобразил.

— Везет же некоторым.

— Уметь жить надо в наше время, — Голованов налил себе вторую рюмку и прицелился горлышком бутыли в рюмку Ельцова, — значит, нет?

— Не искушай.

— Не буду. — Сергей лихо выпил вторую, закусив лимоном и сказал: — А мне уже звонили.

— И что?

— Сказал, чтобы связались со мной вечером.

— Вот это славно.

— Игорь, а тебе это надо?

— Не то слово, Сережа. Я же говорил, что вышел на людей, которые заделали Юрку, они попробуют устроить разгон, а мы их повяжем.

— Уверен?

— Уверен.

— Ну что ж, за Юрку получить с них полагается.

Сергей встал из-за стола, подошел к огромному буфету, похожему на город, нажал инкрустированную панель, сделанную под старинную городскую стену. Панель отодвинулась, обнажая металлическую дверцу сейфа. Сергей покрутил ручку, набирая нужный код, вставил ключ, открыл сейф и вынул большую коробку, покрытую желтоватой кожей. Перед Ельцовым лежал футляр, который делал неведомый ювелир восемнадцатого века. Когда-то белая кожа пожелтела от времени, пошли по ней трещинки, морщины, золотая императорская корона и вензель «Е II» немного потускнели. Что делать, время даже блеск золота пригасило.

Игорь Дмитриевич нажал кнопку, и крышка откинулась, невидимое устройство хрипло сыграло первые такты «Коль славен…».

— Смотри-ка, — засмеялся Ельцов, — играет… — Сказал и замолчал, пораженный красотой колье.

Три ряда. Бриллианты, сапфиры, изумруды. Камни большие, самый маленький карата на три. В центре большой синий сапфир. Тонкая, словно воздушная, золотая нить соединяла все это великолепие, казалось, что камни живут сами по себе.

— Красота-то какая, — сказал Ельцов.

— Ты только ее жулью не отдай.

— Не отдам. У тебя в райотделе начальник угрозыска Саша Зверев?

— Да, — Голованов налил еще рюмку коньяку, — он был у меня, ушел с полчаса назад.

— Сейчас я ему позвоню и приглашу опять к тебе, не возражаешь?

— О чем ты говоришь!… — Голованов пребывал уже в повышенном добродушном настроении.

Зверев появился минут через десять. В руках у него был сверток.

— Игорь Дмитриевич, дорогой вы мой, сколько я вас не видел! — с порога закричал Зверев.

— Здравствуй, Саша, здравствуй, — добродушно усмехнулся Ельцов, — дай на тебя, на начальника, посмотреть. Небось подполковник уже?

— Полковник, Игорь Дмитриевич, догнал я вас, — смущенно ответил Зверев, — я имею в виду звезды.

— Догнал, догнал, — Ельцов похлопал Зверева по спине, — скоро перегонишь.

— Игорь Дмитриевич, вы же мой учитель, мне до вас… Да что там говорить… — Зверев открыл сверток, поставил на стол бутылку водки «Посольская», баночку красной икры и здоровенный кусок балыка.

— Давайте за встречу, — улыбнулся он.

— С удовольствием, но я за рулем, — огорченно ответил Ельцов.

— Какие проблемы, начальник, — засмеялся Зверев, — дам команду операм, они вас довезут в лучшем виде.

— Не ломайся, Игорь, — вмешался в разговор Голованов, — посидим и дело обговорим.

За столом под крепкую водку и закуску отличную Ельцов изложил свой план Звереву. Тот слушал внимательно, глядя мимо Ельцова в окно, словно его заинтересовали воробьи, гомонящие на подоконнике.

— План хороший, — заметил Зверев, — только генерал Болдырев, который, как вы, Игорь Дмитриевич, изволили заметить, большая сила в МВД, вполне за это может рога обломать.

— Значит, не сговорились. — Ельцов зло поставил рюмку на стол.

— Зачем вы так, Игорь Дмитриевич? Сговорились, — улыбнулся Зверев, — только я реалист.

— Это как понимать? — перебил его Голованов.

— А очень просто. Пессимист видит в туннеле мрак. Оптимист — свет в конце туннеля, а реалист — мчащийся на него поезд. Одна случайность…

— Саша, ты же в университете Гегеля изучал? — спросил Ельцов.

— Когда это было.

— По Гегелю, случайность — непознанная необходимость. Ладно, обойдемся без философских определений, перейдем к делу. — Игорь Дмитриевич достал из кармана начерченный им план переулка. — Операция будет проходить здесь.

* * *

А Ястреб все-таки угодил в больницу. После разборки с Гиви сердце, как назло, прихватило, и Алена ночью вызвала «скорую помощь». Молодой врач не стал слушать никаких доводов и сказал:

— Хотите жить — ложитесь в стационар.

Алена заслала ему полтинник, и Ястреба отвезли в стационар Института кардиологии на Покровке. Там его опутали проводами с датчиками, капельницу поставили, начали интенсивно лечить. Днем приехал Шорин, немедленно пошел к директору института, и Ястреба положили в отдельную палату. Алена приволокла телевизор, и Ястреб лежал, читал Юлиана Семенова и смотрел кино.

Так он провалялся до конца лета, вышел из больницы в начале сентября.