Злое счастье

— Завтра на утром обоз достигнет перекрестка йокульской дороги и лталавского тракта. Тебе надо ехать на восход до Каменного леса. Это недалеко. Самое большее в двух-трех днях пути и в любом трактире тебе укажут дорогу к пещере Ктали-Руо, — обстоятельно рассказывала ангайка, в задумчивости перебирая струны «гуслей».

У Хелит появилось острое чувство нереальности происходящего. Эта странная колдунья, её музыка, трогательно-мучительные воспоминания о прежней жизни, рассказ о возможностях Читающих — все это неспроста. Что если все это ловушка?

— Именно поэтому мне не суждено попасть в Лог-Йокуль? Потому что ты мне рассказала про отшельницу? — подозрительно полюбопытствовала девушка.

— Ошибаешься, уан, — покачала головой колдунья, — не скажи я тебе о Ктали-Руо, нить твоей судьбы просто сделала бы лишнюю петлю, совершенно тебе не нужную. Хочешь я еще спою?

— Давай! — махнула рукой Хелит.

Нужно еще обдумать речь призванную убедить Ранха свернуть с дороги, а сладкие колобки еще не закончились.

А что, если ангайская ведьма права и есть возможность вернуться. Как-то раньше эта мысль даже не закрадывалась в голову и казалась абсолютно невозможной. Смерть разделила две жизни острым хирургическим скальпелем. Но вдруг…?

Долго уламывать Ранха совсем не потребовалось. Едва Хелит рассказала о своем странном приключении, как лицо ангайского воина вытянулось, а губы задрожали. Телохранитель в очередной раз убедился, что его подопечная необычайная женщина. А как же иначе, если с Хелит говорила сама батти-бу — Зрячая? Более того, волшебница, видящая то, что скрыто от иных смертных — направление судьбоносных событий, сама позвала в гости, спела и открыла истинную цель. Игнорировать такое предупреждение более чем глупо, ибо дважды повстречаться с батти-бу не удавалось никому. Обычно те избранные, кому довелось говорить со Зрячей, видят лишь иллюзию, но не настоящее лицо, ведь считается, что у неё нет ни собственного имени, ни подлинного облика.

— Не хочу я быть избранной, — проворчала Хелит. — Они все плохо заканчивают.

И рассказала адаптированную к местным условиям вариацию на тему «Матрицы». Об опасных и удобных иллюзиях, участи Избранных и пророчествах, которые сбываются только, когда в них веришь. Или не веришь.

Если считать нашу жизнь заранее спланированной цепью событий, то есть большой шанс усомниться в милосердии Высших сил и самого Творца. Вспомнились вдруг слова Ридвен Ястребицы. Она тысячу лет искала, тысячу лет ждала, когда родится в другом мире подходящая девочка, которая затем вырастит, родит детей, что-то поймет, а в чем-то останется дура дурой, а потом заболеет раком и умрет в муках и страхе. И тогда Ястребица подхватила ускользающую душу и запихнула в мертвое тело леди Гвварин. И все это ради предсказания безумной колдуньи дэй'ном? Да чихать Хелит хотела на трон и корону Тир-Луниэна!

«Ридвен! Если всё было именно так, то я тебя с того света достану и зажарю твою душу на медленном огне», — решила Хелит, кипя от злости на хитрожопую мертвую тетку. — «Тысячу лет лежит в гробу, а туда же — королей новых на троны повадилась сажать! Призрак… коммунизма — ты, а не женщина!»

Разумеется, это было лишь предположение, но вполне имеющее право на жизнь. Может быть, такая бесцеремонность свойственна духам всех великих покойников? Они привыкли кроить чужие судьбы по своему усмотрению при жизни, и после смерти не могут никак успокоиться.

Что если, в самом деле, попытаться вернуться обратно в свой мир и заодно обломать Читающую дэйном вместе с её гадским пророчеством?! Пусть не получится, но попробовать-то можно. Попытка, как говорил товарищ Берия, не пытка.

Спать, кстати, пришлось в холодной палатке. Впрочем, назвать кратковременные провалы в дрему, под звонкий цокот зубов замерзших спутников, сном было бы явным преувеличением. Зато Хелит впервые за много дней приснился настоящий сон о прошлой жизни.

Проливной дождь после жаркого летнего дня, мокрое шоссе, нервный ритм неспящего ни днем, ни ночью большого города, его неспокойное пульсирующее сердце. Она мчалась по дороге в потоке машин, свет фар выхватывал из тьмы потоки ливня, разделительную полосу и силуэты встречных автомобилей. А навстречу прямо по белой блестящей полосе шел Мэй — грязный, мокрый, голый. Она ударила по тормозам, с ужасом понимая, что еще мгновение и железная махина врежется в беззащитное тело…

Ночь, дождь, мокрая твердая земля под ногами, гарь, чад, жуткие неживые создания, проносящиеся мимо, обдают грязными теплыми брызгами, их огромные золотые глаза слепят, их резкие пронзительные голоса рвут барабанные перепонки. Он идет по белой полосе, нарисованной на земле, между бесконечными потоками горячих железных «тварей», нагой и беззащитный, как в час своего рождения. Ядовитый воздух, чудные письмена, начертанные в ночи холодным колдовским огнем, гул и грохот, гирлянды желтых огоньков. И вдруг белая вспышка, оглушительный визг и…

Мэй вскинулся на походном ложе и какое-то мгновение не мог понять, где находится, сердце его колотилось в районе кадыка, волосы взмокли от пота.