Злой человек

Она рассматривает меня, чуть наклонив голову на бок, будто прикидывает сколько я вешу. Наши глаза встречаются, и я вижу зеленый омут, который эта Злая Ведьма Запада так часто использовала против меня. Пока я плыву на поверхность, Лина поднимает правую руку, направляя мне в грудь что-то похожее на пистолет. Полицейская модель тазер-Е2, любимая игрушка службы надзора для усмирения граждан, оказывающих сопротивление при аресте. После попадания из такой штуки мозг замыкает на пару минут.

Я медленно поднимаю руки вверх. Может быть, я не дружу с головой, но полицейские меня кое-чему научили.

– Я готовлю обед, – говорит Лина, – будет вкусно.

– Что тебе нужно?

– Закрой эту штуку, пока не испортил, – она кивает на контейнер для хранения органов. Ствол шокера поднимается выше.

Я подчиняюсь. Выбор у меня небольшой. Ходит слух, что после первого применения тазер-Е2 люди охотнее идут на контакт. Я не хочу проверять.

– Тебе нужно лучше питаться, – говорит девушка, – в холодильнике были только консервы. Мне пришлось сходить в магазин.

– Ты сдашь меня службе надзора?

– Всему свое время, любимый.

– Если дело в деньгах, то забирай. Они в кармане пальто. Я сейчас их достану. Медленно и без резких движений.

– Оставь их себе. На лекарство.

– Не понял.

– Пахнешь больницей. Сходи-ка помойся.

Я пожимаю плечами.

Что будет дальше?

Можно кричать в надежде на тонкие стены, только вряд ли соседи услышат. Окраина города, бедный район, всем друг на друга плевать. Здесь так было всегда и без исключений. Чего доброго, вызовут службу надзора и проблем станет больше. Можно попробовать стукнуть девушку по башке, но она выстрелит раньше, чем я успею подняться. Я бы убил её, но есть проблема. Лина вполне ничего. В моем вкусе. Среднего роста. Длинные пальцы, узкие плечи, широкие бедра. Черные волосы и глаза зеленого цвета. Я бы с ней переспал вместо всех разговоров.

Мы снова встречаемся взглядом, и я чувствую сердце инородным предметом в груди. Неужели она догадалась, прочла мои мысли и сейчас нажмет на курок.

Лина произносит:

– Делай, что говорю, – она указывает дулом шокера на дверь в ванную комнату.

Горячую воду отключили до вечера и мне приходиться довольствоваться холодным душем. Я заставляю себя пережить унижение молча. Эта ведьма ни за что не узнает, как мне хреново. Здесь только пара обмылков, слепленных в один разноцветный кусок. Черт бы побрал мою бедность. С тех пор, как врачи воскресили меня, я медленно падаю вниз. Днем и ночью в голове у меня крутится мысль. Я не могу перестать думать о том, что стал кем-то другим. Я больше не я. Меня изменили, подправили, внесли коррективы, обрезали лишнее и добавили пару сотню чужих устремлений. Я продукт. Мое высшее благо ответственность и подчинение.

Я ДОЛЖЕН БРОСИТЬ КУРИТЬ

Я ДОЛЖЕН УСТРОИТЬСЯ НА РАБОТУ

Я беру полотенце. Оно пахнет плесенью. Покопавшись в корзине с грязным бельем, нахожу линялые джинсы и видавшую виды футболку в прорехах. В такие моменты я хочу знать куда уходят все мои деньги и время. Я безработный, у меня нет медицинской страховки, моей одежде несколько лет, я редко выбираюсь из дома.

Единственная вещь которой я дорожу – старые полусгнившие книги, лежащие на полке в зале рядом с диваном. Я нахожу их, покупаю или краду. Иногда попадаются занятные экземпляры, но чаще всего полный хлам. Я не читаю каждую по отдельности, предпочитая иметь больший выбор, берусь за две или три постепенно расширяя список до десяти. Мне удалось собрать и прочесть тысяча девятьсот девяносто три книги. Это единственное занятие, которое не сводит с ума.

Я одеваюсь и выхожу в коридор. Квартира все также пахнет хлебом и овощами с едва уловимым лимоном. Впервые за несколько дней я чувствую голод. На кухне меня ждет волшебство: тарелки и вилки, бокалы, бутылка вина.

Лина открыла окно и закурила тонкую сигарету.

– Ты когда-нибудь жил в другом месте?

– Что ты имеешь ввиду?

– Владивосток номер три или четыре.

– Не знаю. Не помню.

– Однажды отец рассказал мне забавный стишок. Он застрял у меня в голове и мешает. Хочешь услышать?

Я развожу руки в стороны. Будь моей гостьей. Делай что хочешь.

Она тушит сигарету о подоконник и, уставившись на окурок, медленно говорит:

– Мы полые люди, мы чучела. Труха в голове, без чувства и сути, как ветер в мертвой траве, как шорох крысы на груде стекла. Нечто без формы, тени без цвета, мышцы без силы, жест без движенья. Мы полые люди, мы чучела.

Она молчит, и я не знаю, что мне сказать. Нужно ли вообще говорить.

Шокер лежит позабытый на стуле.

Я бы мог схватить Лину за шею и со всей силы ударить лицом о подоконник или об стол. Бить до тех пор, пока она не обмякнет. Но что-то не дает мне так поступить. Хочется верить, что всему виной любопытство.

– Послушай, – говорю я, – если ты пришла сюда заставить меня помыться, то твой план отлично сработал, но в поэзии я не силен.

– Ты из тех людей, которые думают, что если кто-то написал яблоко, то речь идет о фруктах?

– О чем же еще?