— Потому что это так. — Я пристально смотрю на него, вспоминая все причины, по которым я не хотела, чтобы Оук был Верховным королем, а Мадок — его регентом.
— Если Орлаг собирается охотиться на Оука, то лучше знать, когда она нанесет удар, чем ждать, пока она двинется. И лучший способ узнать это — создать возможность.
— Как насчет того, чтобы попросту ликвидировать возможность вместо ее осуществления? — спрашиваю я.
Мадок качает головой.
— Это не что иное, как желания, против которых предостерегал Миккель. Я уже написал Вивьен. Они планируют прибыть в течение недели.
— Оук не может прийти сюда, — говорю я. — Раньше было достаточно плохо, но не сейчас.
— Ты думаешь, мир смертных безопасен? — Мадок усмехается. — Ты думаешь, подводные лодки не могут добраться до него? Оук — мой сын, я Верховный генерал фейри, и я знаю свое дело. Сделай все возможное, чтобы защитить его, но остальное предоставь мне. Сейчас не время для нервного припадка.
Я скрежещу зубами.
— Нервы?
Он смотрит на меня пристально.
— Легко рисковать собственной жизнью, не так ли? Чтобы примириться с опасностью. Но стратег должен иногда рисковать другими, даже теми, кого мы любим.
Он бросает на меня многозначительный взгляд, возможно, чтобы напомнить, что я однажды отравила его.
— На благо Эльфхейма.
Но я снова прикусываю язык. Это не разговор для чужих ушей — особенно ушей Совета. Тем более, что я не уверена, что права.
Мне нужно узнать больше о планах Подводных, и сделать это быстро. Если есть альтернатива Оуку, я хочу ее найти.
Рандалин задает больше вопросов о личной гвардии Верховного короля. Мадок хочет, чтобы нижестоящие дворы прислали больше войск, чем обычно. У Нихуар и Миккеля есть возражения. Я позволила словам омыть себя, пытаясь загнать мысли в угол.
Когда собрание заканчивается, мне приходит паж с двумя сообщениями. Одно из них от Виви, доставлено во дворец, и она просит меня приехать и привезти ее с Оуком и Хизер в Эльфхейм на свадьбу Тарин через день — раньше, чем предложил Мадок. Второе — от Кардана, зовущего меня в тронный зал.
Ругаясь, я начинаю уходить, но Рандалин хватает меня за рукав.
— Джуд, — говорит он. — Позвольте мне дать вам один совет.
Интересно, меня сейчас отругают?
— Сенешаль это не просто голос короля, — говорит он. — Вы также его руки. Если вам не нравится работать с генералом Мадоком, найдите нового Верховного генерала, который ранее не совершал измены.
Я знала, что Рандалин часто конфликтовал с Мадоком на заседаниях Совета, но я понятия не имела, что он хотел его устранить. И еще, я не доверяю Рандалину больше, чем Мадоку.
— Интересная мысль, — говорю я нейтральным тоном, прежде чем ухожу.
…
Кардан развалился сбоку на троне, когда я вхожу, — одна длинная нога висит над подлокотником.
Сонные гуляки веселятся еще в Большом зале, вокруг столов все еще заваленных прелестями. В воздухе витает запах свежевырытой земли и свежевыпитого вина. Когда я добираюсь до помоста, вижу, что Тарин спит на ковре. Мальчик-пикси, которого я не знаю, спит рядом с ней, его высокие крылья стрекозы иногда дергаются, как будто во сне он думает о полете.
Локк не спит, сидит на краю помоста и орет на музыкантов.
Разочарованный, Кардан сдвигается, ноги падают на пол.
— В чем конкретно проблема?
Мальчик с нижней половиной туловища оленя делает шаг вперед. Я узнала его по Охотничьей Луне, где он играл. Его голос дрожит, когда он говорит.
— Прошу прощения, Ваше Величество. Только в том, что моя лира была украдена.
— Так что же мы обсуждаем? — Кардан говорит. — Лира либо здесь, либо ушла, не так ли? Если она пропала, пусть играет скрипач.
— Он украл ее.
Мальчик указывает на одного из музыкантов, у которого волосы как трава.
Кардан нетерпеливо хмурится и поворачивается к вору.
— Струны моей лиры были из волос прекрасных смертных, трагически погибших молодыми, — бормочет травянистый фэйри. — Мне потребовались десятилетия, чтобы собрать их, и было нелегко их поддерживать. Смертные голоса печально пели, когда я играл. Это могло заставить даже тебя плакать, умоляя о прощении.
Кардан делает нетерпеливый жест.
— Если вы закончили хвастаться, то в чем суть дела? Я спрашивал вас не о вашем инструменте, а о его.
Травянистый фейри, кажется, краснеет, его кожа становится темно-зеленой — что, я полагаю, на самом деле не цвет его плоти, а его крови.
— Он одолжил его у Евы, — говорит он, указывая на олененка. — После этого он стал одержим и не хотел успокаиваться, пока не уничтожит его. Я взял его лиру в награду, потому что, хотя она и хуже, я должен что-то сыграть.
— Вы должны наказать их обоих, — говорит Локк. — За то, что довели до сведения Верховного короля столь ничтожное дело.
— Ну? — Кардан поворачивается к мальчику, который первым заявил, что у него украли лиру. — Должен ли я вынести свое решение?
— Пока нет, умоляю вас, — говорит олененок, нервно дергая ушами. — Когда я играл на его лире, голоса тех, кто умер и чьи волосы создали струны, говорили со мной. Они были истинными владельцами лиры. И когда я уничтожил его, я спасал их. Видите ли, они оказались в ловушке.