Злой рок. Политика катастроф

Психология военной некомпетентности прекрасно изучена^[617]. Но возможно ли определить подобную психологию для некомпетентности политической? Норман Диксон утверждает, что военная жизнь, со всей ее зубодробительной скукой, отвратительна людям талантливым и по карьерной лестнице в ней восходят лишь посредственности, не имеющие ни особого интеллекта, ни желания проявлять инициативу, а к тому времени, как эти люди достигают высших руководящих постов, их мыслительные способности и вовсе переживают некоторый упадок. По словам Диксона, плохой командир не хочет или не может ничего изменить после того, как совершит неверный выбор. Стремясь избавиться от когнитивного диссонанса и убедить себя в том, что его решение справедливо, он будет вести себя напыщенно и важно^[618]. Некомпетентный военачальник предпочитает бездарно терять солдат и ресурсы; цепляться за отжившие традиции и не учиться на прошлом опыте; неверно применять доступные технологии или не пользоваться ими; отвергать или игнорировать сведения, вступающие в конфликт с предрассудками; недооценивать противника и переоценивать силу собственных войск; воздерживаться от принятия решений; упорствовать в той или иной стратегии, когда ясно видно, что она не годится; действовать вполсилы там, где нужно решительно нападать; пренебрегать разведкой; отдавать приказы о лобовых атаках, причем зачастую на самые сильные позиции врага; предпочитать грубую силу внезапной атаке или военной хитрости; искать козлов отпущения в случае неудачи; замалчивать или искажать новости с фронта; верить в мистические силы вроде судьбы и удачи^[619]. Диксон определяет два типажа некомпетентных людей в британской военной истории: во-первых, это «люди мягкосердечные, учтивые и миролюбивые, которые, несомненно, в глубине души глубоко переживают из-за страшных потерь, понесенных их армиями, – но, как кажется, совершенно неспособны улучшить положение», и, во-вторых, «такие, которых преследует грех самонадеянности и чрезмерных амбиций наравне с ужасающей бесчувственностью к страданиям других»^[620]. Возможно, читатели уже поразились, осознав, что по крайней мере некоторые из этих черт свойственны и представителям гражданской администрации.

В то же время из лидерства – военного ли, гражданского ли – не следует делать фетиш. Как уже давно убедительно показал Карл фон Клаузевиц, боевой дух армии оказывается во время сражения столь же важной переменной, как и способности ее генералов. Один исследователь, более близкий к нашей эпохе, сказал, что поражение армии – это прежде всего итог ее «организационного распада», который может случиться из-за тяжелых потерь, неожиданных провалов и из-за сложностей, связанных с особенностями местности или погодными условиями^[621]. Мы еще увидим, что такое явление, как «организационный распад», способно поражать как военных, так и гражданских. Но насколько можно и нужно называть причиной катастрофы какого-либо отдельного человека? В поразительном фрагменте из романа «Война и мир» Лев Толстой пытается показать, сколь тщетны попытки объяснить события 1812 года волей императора Наполеона. По его словам, когда французы вторглись в Россию, свершилось «противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие…»

Миллионы людей совершали друг против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.

Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п. ‹…›

Но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей-христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими^[622].

На самом деле, говорит Толстой, «действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору».