- Они хотели прибрать к рукам то, что отец определил мне в наследство. Они думали, что младший брат до конца жизни будет тренькать на лире и петь песенки, а если не захочет такой судьбы, то его всегда можно будет образумить, посадив под замок и приморив голодом. Они все ошибались, и расплата оказалась тяжела. Для нас всех.
- Я не исповедник, сир.
- А я не исповедуюсь, еще не хватало.
- Но почему вы говорите об этом со мной?
- Всего лишь облекаю в слова мысли, которые появились в вашей голове, когда вы посмотрели на мой меч. Не надо бояться мыслей, как не надо бояться слов. Именно с этого начинается страх перед поступками, а мужчина, боящийся поступков, не может быть мужчиной. Тем более королем. Вы ведь человек действия, не так ли, чар Тобиус?
- Об этом могут судить другие, не я.
- И другие судят о вас, чар Тобиус, не сомневайтесь, так же, как обо мне. Но вам досталась слава героя, пережившего встречу со смертью, а мне - твари, отнявшей жизни собственной семьи. То, что семья желала разорвать меня на части, не в счет, - он зло улыбнулся, - в моем случае победителя можно осудить.
- Жалеете, что не оставили им жизни?
- Король должен поступать так, как должен поступать король. Жалеть об этом - значит ненавидеть свою страну, ибо я защитил десятки тысяч жизней ценой нескольких тысяч. Выгодная сделка с судьбой как для короля, ибо меж двух зол нужно выбирать меньшее. Думаете, отец завещал престол младшему сыну, потому что любил его больше старших чад? Или потому что на старости лет он выжил из ума? Нет. Радован Второй не хотел отдавать Риден в руки шайки жадных и близоруких транжир, погрязших в собственных пороках. Защитить его наследие - мой долг, и я позабочусь о том, чтобы исполнить его сполна. А что у вас за долг, чар Тобиус?
Магистр помедлил с ответом, подбирая слова.
- Служить миледи защитой, как было обещано ее отцу.
- Нет, это последнее одолжение, которое вы оказываете Бейерону Карторену. Какой долг у вас перед самим собой? Что вы должны сделать, чтобы не потерять самого себя? Цель всей вашей жизни, чар Тобиус, в чем она состоит?
Волшебник моргнул, и в тот краткий миг темноты перед ним предстал образ существа с рогами, шипами и красной чешуей, не то человека, не то ящера, безжалостного чудовища, намеренно извратившего свой облик вслед за моралью.
- Наверное, я почувствую, что выполнил некий важный долг, когда в этом мире станет одним очень большим злом меньше.
Король хмыкнул.
- Видимо, вы, как и я, тоже боретесь с большим злом. Не буду притворяться, что понял, о чем вы говорите, но искренне надеюсь, что у вас получится.
Гильдхолл чернел траурными знаменами, вывешенными на стены, и все вымпелы на его шпилях сменили цвета гильдий на черный. Заезжать внутрь не было нужды, церемония погребения проходила в стороне от внешней стены, на той же проплешине, где стояла на высоком постаменте статуя Джассара Ансафаруса. Ей было никак не меньше трех тысяч лет, но ветер и дожди не смогли испортить памятник древнего зодчества.
На обширном свободном пространстве стояли ровными рядами мраморные гробы, которых было пугающе много. На крышках виднелись высеченные эмблемы гильдий и имена тех, кто лежал внутри.
- Не думал, что их будет так много, - сказал король.
Волшебники Гильдхолла облачились в одинаково черные одеяния без знаков гильдейской принадлежности, выражая тем самым свое единство в скорби. Тобиус невольно порадовался, что успел сменить цвет плаща с синего на траурный черный, прежде чем покинуть Ардегран. Тысячи волшебников медленно двигались меж бесконечных мраморных рядов, прощаясь с погибшими знакомыми и друзьями. Согильдейцы провожали и даже порой оплакивали бывших соратников. Выжившие произносили тихие речи над теми, с кем недавно, возможно, соперничали не на жизнь, пытаясь возвыситься в иерархии Гильдхолла. Главы самых влиятельных гильдий собрались у пьедестала статуи и негромко разговаривали, но разом умолкли и склонились в приветствии, когда король приблизился к ним.
- Соболезную вам, достопочтенные.
- Гильдхолл польщен вниманием вашего величества, - ответил за всех Илиас Фортуна.
- Пустое. Неважно выглядишь, господин Илиас.
Фортуна выглядел не просто неважно, он походил на мертвеца, причем погибшего в страшных муках. Прежде красивый и статный мужчина с каштановыми волосами жутко обгорел, и лицо его теперь блестело жирным слоем целебной мази. А еще он где-то потерял правую руку.
- Эта ерунда не стоит вашего внимания, сир. Раз вы здесь, мы можем начинать.
Волшебник приподнял и опустил трость, после чего по земле пробежала легкая дрожь, заставившая несколько тысяч людей и нелюдей обратить взгляды к статуе. Голос Фортуны зазвучал так, будто он стоял рядом с каждым из скорбевших.