Злые пьесы

Йозеф: А ты зубы-то не скаль… Человек зачастую и не чувствует совсем, что дело к концу идет, но что-то его изнутри точит, что-то так и подталкивает еще разок заглянуть в свое прошлое. И хочешь не хочешь, он начинает прощаться. С местами, где раньше бывал, с людьми, с которыми прежде довелось в жизни вместе быть. И чем дальше они в прошлое свое уходят, в юность свою, а то и в детство, тем ближе это самое. Я столько раз уже это наблюдал. Так что ежели я нынче об этом Тишендорфере вспомнил значит, что он обо мне подумает?

Томас: Неужели ты думаешь, что у него такие же гнусные мысли, как у тебя?

Йозеф: Не хами!

Томас: Извини, дедуль. Я только хотел сказать, что ежели он что-то такое о тебе думает, то уж точно ошибается.

Входит Агнес с кружечкой какао, ставит ее перед Томасом, тот автоматически отпивает глоток.

Агнес: Ты шлем не забываешь надевать?

Томас: Теперь без него нельзя.

Агнес: А все равно еще полно таких, которые без шлемов носятся.

Томас: Да не хочу я какао!

Агнес: Ты же все равно уже пьешь!

Йозеф: Оставь ты его со своим какао!

Агнес: Съешь хотя бы орехового штруделя, Томас!

Йозеф: И когда же, говоришь, он обещал заехать?

Агнес: Кто?

Йозеф: С тобой никто не разговаривает! Томас! Так когда этот Тишендорфер собирался зайти?

Томас: Вскорости. Сказал, может, на той неделе, когда в Вену по делам поедет.

Агнес: Погоди-ка, у меня на кухне еще печеньице есть. (Уходит на кухню.)

Йозеф: И как же он выглядит?

Томас: Дедуль, я побегу, пока бабушка с печеньем не пришла…

Йозеф: Но что-то ты должен был запомнить! Может, он с лица бледный — или багровый. Не дрожит, не трясется? Ходит с палочкой?

Томас: Да нет. Ничего такого.

Йозеф: Быть этого не может.

Томас: Пожалуйста, дедуль, мне же это… Для меня все, кому от сорока и до ста, выглядят одинаково. Мне он показался свеженьким таким бодрячком. Да и говорит вроде вполне здраво. Сказал, что ежели у меня еще нет подружки, то надо поторапливаться, жалко, мол, всякого раза, который я упускаю.

Йозеф: Вот оно, тут-то он и попался! Тоже мне, Дон-Жуан выискался!

Томас: Это как?

Йозеф: Да ему с бабами никогда особенно не везло.

Входит Агнес с вазочкой печенья.

Агнес: Томас, твое любимое печенье.

Томас: Мне надо идти, бабуль.

Агнес: Но ты же ничего не поел!

Йозеф: Погоди-ка, Томас. А ты ничего такого не заметил у него? Ну, лекарств или еще чего-нибудь у него в комнате?

Томас: Да нет. Волосы у него седые, он весь седой, если тебе это что-то дает. Но ему это даже идет, к загорелому лицу, у него настоящий такой загар, от солнца…

Йозеф: Но он толстый… всегда толстый был.

Томас: Да нет, я бы не сказал.

Агнес: Хоть печеньица возьми…

Йозеф: Вы ведь все время сидели, верно?

Томас: Да, по большей части.

Агнес: Или еще кусочек орехового штруделя!

Томас: А потом он со мной в сад пошел, проводил меня до калитки.

Йозеф: И как он ходит?

Агнес отодвигает от Томаса вазочку с печеным и ловко подсовывает ему тарелку со штруделем.

Йозеф: Да оставь ты парня в покое со своей дурацкой жратвой! Так как он двигался?

Томас: Да как? По-моему, вполне нормально, по крайней мере, для такого возраста.

Йозеф: А что ты считаешь нормальным для такого возраста?

Томас: Ну, примерно как я после того, как часа два на мопеде погоняю.

Йозеф: Ага! Простата!

Агнес: Томас, ну съешь же еще кусочек, не ломайся.

Томас: Спасибо, бабуль, но мне правда пора…

Йозеф: А может, это у него что-нибудь с желудком.

Томас: Вот уж с желудком у него точно все в порядке. Угощали меня будь здоров: сало с красным перцем, ветчина и замечательный деревенский хлеб. А ко всему этому еще отличное винцо. Мне он, правда, вино минералкой разбавил, потому как я на мопеде был.

Агнес: В гостях-то ты вон все ешь.

Томас: Так если я тогда голодный был, бабуль. (Двигаясь к двери.) И еще раз большое спасибо, что на мопед мне подбросили…

Йозеф: Значит, говоришь, он на следующей неделе приедет?

Томас: Может быть.

Агнес: Погоди, Томас, я заверну тебе кусочек орехового штруделя…

Занавес

Сцена третья

Та же комната. Йозеф сидит на диване, Тишендорфер в кресле. Они только что обменялись первыми словами приветствия и теперь с любопытством друг друга разглядывают.

Тишендорфер: Да, целую вечность мы с тобой не виделись.

Йозеф: Последний раз на похоронах Лакомба.

Тишендорфер: Ах да… верно.

Йозеф: Вы ведь с ним за одной партой сидели.