Злые вихри

Когда кофе былъ поданъ, а складной столъ съ остатками завтрака вынесенъ Платономъ Пирожковымъ, Алина ршилась подойти къ главной цли своего посщенія. И все-таки ей невольно было жутко начать; неясное сознаніе подсказывало ей теперь, что все это не такъ легко, какъ ей казалось. Она оглядывала комнату, любовалась ея гармоническимъ убранствомъ, потомъ остановилась передъ портретомъ Софьи Михайловны и долго молча на него глядла, восхищенная, поражаясь удивительнымъ, хотя и неуловимымъ сходствомъ этой прелестной женщины съ ея Мишей.

-- Помнишь,-- наконецъ, сказала она:-- какъ хорошо вислъ этотъ портретъ въ Снжков, какъ онъ всегда былъ эффектно освщенъ. Помнишь, какъ мы подъ нимъ съ тобой сидли въ зеленой комнат.

-- Да,-- глухо отвтилъ Аникевъ:-- но ужъ больше никогда сидть тамъ не будемъ, все ршено, ты застала меня за письмомъ къ брату. Я пишу ему, что согласенъ, пусть онъ покупаетъ Снжково. Другого выхода нтъ...

Щеки Алины вспыхнули, и глаза ея радостно сверкнули.

Онъ самъ началъ, теперь нужно...

XXXII.

-- Выходъ есть, и очень простой,-- сказала она:-- завтра у насъ будутъ деньги.

-- Какія деньги?-- изумленно спросилъ онъ.

-- Обыкновенныя, настоящія, какія всегда бываютъ,-- отвчала она, подходя къ нему, обнимая его и нжно ему улыбаясь.-- Къ несчастію, не столько, сколько бы мн хотлось и сколько нужно для того, чтобы отогнать отъ тебя вс эти противныя заботы, чтобы сдлать тебя такимъ же свободнымъ и безпечальнымъ, какимъ ты былъ прежде. Но погоди немного, не больше году -- и все придетъ, все придетъ, моя радость...

Онъ сразу поблднлъ и отстранилъ ее отъ себя задрожавшей рукой.

-- Что ты говоришь? Что такое? Ты, кажется, предлагаешь мн деньги... твоего... мужа...

-- Ахъ, Боже мой, милый, не длай такихъ страшныхъ глазъ!-- еще нжне продолжала она.-- Я вовсе не предлагаю теб денегъ князя. Это мои, мои собственныя деньги. Я теб не говорила, вдь, я, наконецъ продала мою землю и даже очень, очень выгодно. И вообще, какъ могла и сумла, за это время я устроила свои собственныя денежныя дла. Ну, словомъ, у меня теперь, сейчасъ вотъ, есть готовыя деньги... конечно, une mis`ere, всего, какихъ-то тамъ тридцать пять тысячъ... Но для начала, чтобы покончить со всми твоими теперешними затрудненіями, вдь этого довольно?

-- Алина!-- воскликнулъ вн себя Аниковъ.-- Подумай о томъ, что ты говоришь!.. Ты меня оскорбляешь... Конечно... я понимаю... ты не даешь себ отчета въ своихъ словахъ... ты по поняла, что они значатъ. Ну, такъ оставь же это, и никогда не вздумай возвращаться къ подобному вздору, если не хочешь, чтобы я не на шутку разсердился... Мн и такъ тяжело,-- говорилъ онъ, въ волненіи отходя отъ нея и садясь къ столу.-- Я все же думалъ, я, вотъ видишь ли, былъ совсмъ увренъ, что ты хоть немного меня знаешь и что такого предложенія мн... мн и ты не сдлаешь!

Она его знала, знала его мнительную обидчивость, его, иной разъ, совсмъ болзненное самолюбіе. Поэтому-то до сихъ поръ она и но ршалась предложить ему свои деньги. Поэтому-то ей и трудно было начать такое объясненіе.

Но, вдь, вотъ прошла послдняя минута, послдняя крайность, и только она одна можетъ дйствительно выручить, что же тутъ для него, обиднаго?..

Должно быть, она не такъ принялась, сказала какое-нибудь неумстное слово. Какое? Ей казалось, что она говоритъ именно какъ слдуетъ, и то, что слдуетъ. Но онъ такъ чувствителенъ, такъ нервенъ. Онъ совсмъ боленъ. Надо, однако, его уговоритъ, успокоить...

Она вся была полна страстной къ нему нжностью и въ то же время боялась его, боялась въ немъ тхъ для нея непонятныхъ сторонъ его характера, его внутренняго міра, которыя и тогда еще, въ счастливое снжковское время, иной разъ выступали передъ ней наружу и пугали ее потому, что она ихъ не понимала.

Онъ такъ добръ, такъ нженъ, такъ терпливъ и деликатенъ, но въ то же время, изъ-за чего-то неуловимаго, изъ за какого нибудь слова, намека, даже ложно понятаго намека, въ немъ просыпается какъ будто совсмъ другой человкъ -- жестокій, неумолимый, котораго ничмъ нельзя тронуть. Онъ превращается въ какой-то камень и стоитъ на своемъ, хоть погибай все на свт...

Неужели и теперь нашла на него такая минута? Но, вдь, любитъ же онъ ее, любитъ. Какъ же сметъ онъ оскорбляться, какъ можетъ самъ онъ не понимать того, что такъ просто, такъ ясна?..