Злые вихри

Тутъ съ Николаемъ Александровичемъ, въ какіе-нибудь два, три года, произошла удивительная перемна: изъ шероховатаго, съ «демократическими» манерами и ухватками крикуна онъ превратился въ весьма представительнаго господина, благородно либеральнаго, одержаннаго, отлично умющаго ладить съ людьми и цнить ихъ по достоинству.

Быстро и ловко онъ обворожилъ «русскаго дворянина» Самуилова, влюбилъ въ себя его дочь Маргариту и создалъ себ прочное положеніе.

Михаилъ Аникевъ еще не видалъ брата въ его новомъ образ и съ большимъ изумленіемъ воскликнулъ:

-- Что ты съ собою сдлалъ? Вдь, тебя узнать нельзя! у тебя видъ англійскаго лорда... Только вотъ зачмъ такъ рано борода сдетъ?

-- Время измняетъ,-- съ легкой, самодовольной улыбкой отвтилъ Николай:-- это вотъ только ты въ пять лтъ почти не измнился... раздобрлъ, отяжеллъ немного, а то совсмъ прежній, безпечальный юноша... Наконецъ-то ты заглянулъ, я ужъ думалъ, что мы и вкъ не увидимся. По крайней мр хорошо, что захалъ именно сегодня; у меня, а теперь это большая рдкость, часа два, даже три свободныхъ, никуда до второго часу не поду и никого не жду... Ты, вдь, посидишь?

-- Конечно.

-- Хочешь завтракать?

Михаилъ Александровичъ вспомнилъ, что онъ вчера не обдалъ, вечеромъ сълъ всего одинъ кусокъ ветчины, найденный имъ въ буфет, а сегодня ничего еще не бралъ въ ротъ. Онъ почувствовалъ сильный приступъ голода и отвтилъ:

-- Очень хочу, я еще и чаю не пилъ.

-- Вотъ и отлично, я распоряжусь, а ты тмъ временемъ налей себ чаю... Вотъ видишь... тутъ и чашка подана... ты изъ стакана-то кажется не пьешь...

Николай Александровичъ указалъ на чайный столъ и поспшилъ въ коридоръ, захвативъ съ вшалки въ передней пальто Лидіи Андреевны.

Когда онъ вернулся, братъ ужъ пилъ чай и съ видимымъ удовольствіемъ хрустлъ мягкимъ, поджаристымъ калачомъ.

-- Право же тебя совсмъ узнать нельзя,-- сказалъ Михаилъ Аникевъ, допивая чашку и продолжая съ изумленіемъ всматриваться въ Николая Александровича:-- мн кажется, я никогда еще не видалъ въ человк такой перемны... Надолго ты въ Петербург?

Николай Александровичъ подошелъ къ нему, взглянулъ ему въ глаза и громко засмялся.

-- Кажется, надолго,-- сказалъ онъ сквозь смхъ.

-- Что-жъ, службу перемнилъ, здсь мсто нашелъ?

-- Да ты и въ самомъ дл ничего не знаешь?! Это очень недурно.

Онъ взялъ со стола нумеръ газеты и указалъ брату нсколько строкъ въ отдл назначеній.

Тотъ прочелъ, перечелъ, и сразу даже не понялъ, такъ это ему показалось невроятнымъ.

-- Что? изумился? недоволенъ моимъ назначаніемъ?-- спрашивалъ Николай Александровичъ.

Наконецъ, Аникевъ справился съ изумленіемъ.

-- Ну вотъ,-- сказалъ онъ:-- я, конечно, не ждалъ ничего подобнаго... Поздравляю тебя...

Онъ всталъ и поцловался съ братомъ.

Между тмъ Николай Александровичъ говорилъ:

-- У меня, у самого, еще мсяца четыре тому назадъ ничего подобнаго и въ мысляхъ не было, а вотъ случай и подготовилъ такую неожиданность. Ну, что-жъ, служить, такъ служить! И послужимъ, благо привелось начинать службу не съ начала, а почти съ конца... Подумай, вдь, это сразу изъ пшекъ въ дамки! Нсколько лтъ удачи, и легко достигнуть высшаго, такъ-сказать, предла...

Говоря это, онъ вглядывался въ лицо брата, стараясь подмтить въ немъ выраженіе зависти.

«Вотъ! въ себя придти не можетъ!-- думалъ онъ.-- Конечно, завидуетъ... вс завидуютъ, а онъ тмъ боле... Что!.. съ тобою, Мишенька, носились всегда какъ съ сокровищемъ... талантъ! талантъ! а я былъ неудачный, ни на что непригодный, лнтяй, пьяница... Ну, вотъ ты и сиди со своимъ талантомъ...»

Дло въ томъ, что самъ онъ всю жизнь завидовалъ брату и даже старался себя уврить, что и талантъ его преувеличиваютъ. Онъ вспоминалъ въ прошломъ много для себя обиднаго и чувство глубокаго удовлетворенія наполняло его теперь. Это чувство было настолько сильно, настолько пріятно и радостно, что онъ ощутилъ въ себ даже приливъ чего-то, похожаго на добродушіе.

-- Конечно, теперь теб не трудно ужъ и всего, чего угодно достигнуть!-- между тмъ говорилъ Михаилъ Аникевъ.-- Однако, все же... какъ это такъ вдругъ случилось, будто въ сказк?

-- Собственно говоря, совсмъ не вдругъ,--весело отвтилъ Николай.-- Ты знаешь, что Павелъ Егоровичъ, которому я почти всецло обязанъ своимъ назначеніемъ, былъ когда-то очень друженъ съ нашей матерью... Удивительная женщина! Во всхъ, близко ее знавшихъ, она оставила какое-то неизгладимое впечатлніе... Вс мужчины, очевидно, были въ нее влюблены... Ну, такъ вотъ у Павла Егоровича оказалось весьма для него важное и довольно-таки сложное дло въ нашемъ «Обществ», то-есть собственно не у него, не подъ его именемъ, а только онъ тутъ былъ сильно заинтересованъ. А меня въ то самое время «Общество» командировало для разныхъ ходатайствъ въ Петербургъ. Я здсь все это и разузналъ и прямо говорю ему: «поручите это дло мн, ваше высокопревосходительство, я для васъ его устрою». Ни о чемъ я тогда и не помышлялъ, а просто изъ любезности, ну... думалъ, потомъ когда-нибудь можетъ этотъ господинъ пригодиться...

-- Онъ теб поручилъ, а ты устроилъ...