Злые вихри

Великій учитель сказалъ, что люди должны жить «парами» -- и они ршили сдлаться парой. Они разсудили на основаніи словъ своего учителя, что ужъ одно это ршеніе равносильно совершившемуся браку и что потомъ, если для чего-нибудь это понадобится, всегда будетъ время устроить «церковный обрядъ». Пока же -- это излишне, разъ существуетъ фактъ истиннаго брака, т. е образовалась пара.

И они были очень счастливы, особенно Ольга, мечтавшая о великомъ призваніи женщины и желавшая, какъ можно скоре, его исполнить.

Медовый мсяцъ ихъ свободной любви, какъ имъ казалось, благословляемой высочайшимъ авторитетомъ учителя, имущаго власть разршать и вязать, вовсе не былъ для нихъ «мерзостью», по словамъ Позднышева. Они не испытывали ни «стыда», ни гадливости», ни «неловкости», ни «жалости», и имъ ничуть не было «до невозможности скучно».

Вейсъ, со своимъ длиннымъ носомъ, и Ольга, со своими наивными, изумленными глазами, были все же молоды и здоровы. Они исполняла законъ матерьяльной природы,-- разъ имъ великій учитель не только разршалъ, но рекомендовалъ образовать «пару»,-- со всмъ блаженствомъ и наслажденіемъ, вложенными природой въ исполненіе этого величайшаго ея закона.

Можетъ быть ихъ остановило бы и удержало порицаніе, запретъ верховнаго авторитета. Но верховный авторитетъ былъ, какъ они знали, за нихъ, а потому никакое облачко не затемняло ихъ наслажденія. Для Ольги все было ршено, и будущность рисовалась ей хоть и туманными, но манящими красками.

И вотъ, налетла гроза. Раздалось новое слово учителя. Все, что было хорошо, законно, естественно, въ чемъ заключалось исполненіе высшаго призванія женщины, стало вдругъ мерзко и преступно.

И эта Нина, не имющая понятія о самыхъ простыхъ вещахъ,-- туда же! Она тоже находитъ, что это мерзко и преступно, что отъ этого надо бжать!

А бжать ужъ поздно, никуда не убжишь, этихъ трехъ мсяцевъ не вернуть!

Ольга чувствовала себя и опозоренной, и совсмъ невиноватой. Она ненавидла теперь «великаго учителя» со всею страстностью, на какую она была только способна. Она завтра же пойдетъ къ Евгенію, откроетъ ему глаза, заставитъ его отказаться отъ ужасныхъ словъ, имъ произнесенныхъ... Какъ «нтъ возврата къ прошлому»? Что-жъ, онъ хочетъ ее бросить... бросить теперь теперь?!

Она сейчасъ бы къ нему побжала, но ужъ поздно и неизвстно гд онъ...

-- Нина, у меня такъ трещитъ голова, что я едва держусь,-- сказала сна, сжимая себ голову руками:-- я пойду спать.

-- Я тоже лягу, я очень устала почему-то,-- отвтила маленькая княжна.

Не прошло и получаса, какъ об он потушили свчи. Нина долго не спала, обдумывая свое положеніе. Ей казалось, что за этотъ день она прожила цлые годы, что она стала совсмъ другая и даже постарла. Все представлялось ей въ новомъ и печальномъ свт.

Но прежде всего она знала, что ей нельзя оставаться здсь, нельзя и незачмъ стснять Ольгу. Надо скоре, скоре уйти... Куда уйти?..

Ода вспомнила тихій женскій монастырь, верстахъ въ двадцати отъ ихь имнія. Она вспомнила добродушную, всегда веселую матушку-игуменью Минодору, угощавшую ее въ густомъ запущенномъ саду очень вкусными вареньями и мягкими просфорами, вспомнила сыроватыя, скромныя кельи монахинь въ старинномъ монастырскомъ зданіи...

Тамъ хорошо, тихо, и весь этотъ міръ, съ его открывшейся ей теперь мерзостью, тнь далеко. Тамъ бы отдохнуть, приготовиться къ жизни...

Но какъ же она подетъ туда, не написавъ матушк Минодор и не получивъ ея отвта! Матушка Минодора просто благоговетъ передъ ея отцомъ и матерью; она хоть и добрая, а все же ни за что не приметъ ее безъ ихъ согласія. Одинъ разъ прибжала къ ней двушка, дочь богатаго помщика, которую родные уговаривали выйти замужъ за нелюбимаго человка, и вотъ игуменья, не говоря ни слова, послала за этими родными и сдала имъ съ рукъ на руки несчастную двушку. Нина очень хорошо помнитъ всю эту исторію и разсужденія Минодоры о послушаніи родителямъ, которые, до ея мннію, всегда мудры и желаютъ добра своимъ дтямъ.

Куда же идти? куда бжать теперь и отъ мерзостей жизни, и отъ старшихъ дворниковъ, требующихъ паспортъ?

Вдругъ Нина вспомнила про Марью Эрастовну -- и удивилась на себя, какъ это до сихъ поръ о ней не подумала.

XII.

Марья Эрастовна, двоюродная сестра княгини Хрепелевой, не принадлежала къ петербургскому «обществу». Она къ нему не принадлежала только потому, что сама не хотла этого, ненавидя всякія стсненія, условности, моды. Величайшимъ благомъ жизни она признавала свободу, но, по своему характеру, понятіямъ и вкусамъ, никогда не злоупотребляла ею.

Она была дочерью богатйшаго помщика прежняго времени, хорошаго хозяина, домосда и скопидома. Она провела и дтство, и молодость въ глухой русской деревн, настолько глухой, что до тридцатилтняго возраста не могла найти себ хоть сколько-нибудь подходящаго жениха.