Змеесос

И они тут же испарились отсюда и умчались вдаль, где не было абсолютно ничего из того, что окружало их только что и требовало от них каких-то ролей и действий.

– Ты не обиделся на меня? – спрашивал Миша Оно в процессе улетного состояния, охватившего их, когда еще ничего не существовало, кроме движения и дальнейших целей впереди.

– Нет, конечно, хотя неприятно и грустно, – отвечал Александр Иванович, обращая свое тело в вихрь.

– Все это нужно было для дела! Для познания!

– Я понимаю, – говорил Александр Иванович, качаясь в ветре любых возможных перемещений, словно подвешенный в виде маятника толстый человек.

– И потом, я должен был узнать любовь и страсть! – крикнул Миша Оно.

– Я тоже хочу, – сказал Александр Иванович, сворачиваясь в маленький, точечный клубочек на манер Вселенной перед зародившим ее грядущим взрывом.

– Все впереди! – воскликнул Миша и оптимистично засмеялся.

– Все-таки вы – предатель, Оно, – тихо сказал Александр Иванович, смотря вдаль. – Но я обязан подчиниться вам, потому что вы несете главную миссию и задачу. Я вообще – никто. Я не знаю, кто я. Есть я или нет? Не знаю. В этом мире только разные гады и гниды рождаются, чтобы свершить великую цель, обладая при этом благородной и ясной задачей, а твердые и несгибаемые существа, такие, как я, проводящие до конца свои принципы и установки, всегда гибнут в глупых ситуациях от рук каких-то козлов.

– Ничего страшного, – серьезно сказал Миша. – В любом случае это было чудесное приключение. Помнишь ли ты вождя, джунгли, прекрасных шоколадных женщин?

– Я помню другое, – ответил Александр Иванович, перестраивая свое настроение на ностальгическую волну. – Я помню этот кайф от тяжелого железа, впившегося в мои запястья; этот блаженный ужас перед насильственным броском в небытие, минуту, когда я вышел из подземелья и увидел утро – ради нее я готов повеситься тридцать раз подряд; это раннее, еще холодное солнце и моя жизнь – здесь, со мной; это утро было самым лучшим, потому что последним. Почему вы не повесили меня, Оно? Лучшей реальности не будет; все остальное – всего лишь запутанные абстракции, фикции, которых не существует. Я хочу назад – в петлю!

– Вот в этом и есть твоя главная ошибка, друг мой; но все равно – благодарен ли ты мне за то, что я предал тебя и ты испытал все это? Запомни, сынок, малая мудрость сводится к нормальным нравственным законам, в соответствии с которыми иные поступки ужасны, но не будь их – этих поступков – что бы оставалось делать нам? Нельзя испытать счастья от «непредательства» в мире, где никто никого не предает; в этом смысле предатель – творец, он создает ситуацию, новый поворот, целую жизнь, а стойкий человек с закрытым ртом, от которого не добьешься никаких сведений – даже тех, которые абсолютно никого не волнуют, – он идет у предателя на поводу; он не создает сам ничего; и если представить этих двоих в виде любящих друг друга педерастов, то предаваемый будет пассивным.

Миша Оно замолчал после этой тирады и посмотрел на Александра Ивановича, обнаружив, что тот почти ничего не слушал, а думал исключительно о своем, и тогда Миша плюнул куда-то вдаль и решил снова оказаться где-нибудь в конкретной действительности.

Через какое-то время они уже стояли на опушке и смотрели на березу прямо перед собой. Александр Иванович снял ботинки и насладительно провел кончиком ноги по зеленой траве. Было прохладно и свежо.

Миша Оно задумчиво посмотрел в сторону начинающейся за опушкой чащи, в которой были дупла, дубы и мрачная тьма, и что-то прошептал про себя, видимо приняв некое решение. Александр Иванович умиротворенно молчал, слушая тихий звук ветра, шевелящего листья и ветки, и опять был готов к любой участи, так как он, в принципе, не имел никаких главных ценностей и целей и воспринимал реальность адекватно ей самой – без любых надстроек и осмыслений. Потом он поднял голову и скучным голосом спросил:

– Ну что, Миша? Мы опять не попали туда, куда ты хочешь? Где твой мир, где твоя цель? Здесь нет ничего – все едино; и вожди, и березы, и чувства.

– Да, ты прав, это не то, – сказал Миша. – Но я знаю, что мне делать.

– Что же?

Миша Оно нагнулся, взял большой камень, прицелился и со страшной силой метнул этот камень в голову Александра Ивановича. Раздался стук, пролилась кровь. Александр Иванович упал, схватившись рукой за голову, а Миша подошел к нему.

– Ааа… – застонал Александр Иванович, увидев кровожадный взгляд Миши.

– Чтобы попасть в этот идиотский мир, – сказал Миша Оно тоном лектора, рассказывающего о коллизиях семейной жизни, – я должен поступить неадекватно. Например, я должен тебя съесть.

– Что? – переспросил окровавленный Александр Иванович.

– Съесть. Ритуальное людоедство в данной ситуации является чистым маразмом, поэтому я остановлюсь на нем. А может быть, твоя кровь согреет мое одиночество.

Александр Иванович попытался встать, но Миша сильным ударом ноги в морду поверг его в грязь.

– Лежать, скотина! – скомандовал он и ударил беднягу второй раз – опять в морду.

– Милосердие… – прошептал Александр Иванович.