Двубор едва заметно вздрогнул, резные рукояти мечей чуть разошлись, сошлись по-новой. Теперь, когда понятно, что это за рукояти, Мечислав улавливал малейшее их движение. Хорошо, с воевод взял клятву крови не болтать о полусгоревшем трупе. Да они и сами не решились бы о таком проговориться: кому охота смотреть на армию, столкнувшуюся с непостижимым? Так можно вообще без воинов остаться. С хаканом договорились о сдаче без боя, что вызвало ропот в его стане. _Читай на Книгоед.нет_ Пришлось и Данзану придумывать сказку о том, что на самом деле сдался Мечислав и даже решил откупиться обозами с зерном. И ещё дань пришлёт. Нет, не серебром, зерном — оно сейчас степному народу куда нужнее. И раджинцы все свои припасы отдали, за что получили почётное право уйти восвояси, при оружии. А тем, кто видел жуткую находку, пришлось намекнуть на древний обычай укорачивать язык вместе с головой.
После долгого раздумья сотник повернулся к Мечиславу, попытался улыбнуться. Получилось премерзко.
— Мои люди меняют лошадей на заставах. Двигаются быстрее ваших гонцов.
— Ах, да! Я и забыл… — Мечислав заинтересованно потёр подбородок. — Двубор, а скажи…
Мысль показалась дикой, неумной, опасной и чужой. Но всё-таки продолжил:
— …а можно заключить с вашими караванщиками договор? Насчёт застав? Если надо, лошадей у степняков купим, конюшни расширим, с сеном поможем. Это же всем выгодно — быстрые вестовые?
Двубор запрокинул голову, рассматривал потолок, шарил глазами по комнате.
— Надо поговорить с Отцом. Возможно, придётся пересмотреть дорожную плату.
— В вашу сторону.
— В нашу.
Вторак не пошёл в баню, как всегда делал по-возвращении. Быстро разделся на заднем дворе, приказал вылить на себя ведро холодной воды, растёрся до красноты, потребовал ещё два ведра и, наскоро надев свежий балахон, не подпоясавшись, двинулся в комнату Миланы. Все ожидали, что выгонит повитуху, но та лишь несколько раз выбегала за чистой водой. Растревоженные домочадцы толклись у двери, шептались, словно их присутствие могло что-то изменить. Иногда растопник сурово поднимал палец к потолку, все затихали, но, кроме невнятного глухого бурчания волхва, ничего разобрать не могли. Иногда появлялся Мечислав, но увидев у двери толпу челяди, делал вид, что идёт мимо. То к княгине Уладе идёт, то к Саране заглянет. Третий раз собирался было свернуть в комнату к Брусничке, но передумал, подошёл к народу, шёпотом всех разогнал по делам, растопнику посетовал, что холодно, поварихе — голодно, остальным — грязно и пыльно. И паутина вокруг.
— Дык, может чего надобно будет? — спросила повариха.
— Надо будет, пришлём. Накажи робятам бочку прикатить и воды натаскать. Если и сейчас роды до срока, воды много потребуется.
После драки за город осталось много сирот. Поначалу их разобрали по семьям, но было видно — тянут с трудом. Мечислав велел селить их в барраках и отдал на обучение Тихомиру. Тот хмыкнул в бороду, пробормотал «гвардейцы» и пошёл собирать по хатам да землянкам. Некоторые отдавать не хотели — привыкли, но воевода прекрасно знал, что значит это «привыкли». Бегает по дому мальчишка, по хозяйству — все на нём. А платы — миска жиденькой похлёбки из свиного корыта перед сном. Пришлось напомнить о княжьей воле и обещать встречи раз в неделю. Тут и стало понятно, кто влюбился в сироту, а кому лишь робёнок требовался. Больше половины отказались, сославшись на бедность. Корми его, бездельника, раз в неделю, как же, нашли дураков.
В тереме князя робята прислуживали посменно, караульно, чувствуя особенный почёт и долг перед Мечиславом. Тот старался выглядеть строгим и неразговорчивым, порой даже властным и придирчивым, но в глубине сам ощущал, что свой долг перед ними не оплатить за всю жизнь. Тридцать сирот — не так уж много для князя. Тридцать полных сирот для города после битвы со степняками — совсем чудо. Если не считать тех детей, что погибли вместе с родителями. Их — не спас, не уберёг.
Глядя на него, Улада взяла на хозяйство и рукоделие сиротиночек — девочек. Для них к терему пристроили небольшой домик, что почти сразу украсился резными ставенками и крылечком, да петухами на коньке — подарок плотников. Мечислав заходил пару раз, видел шитые занавески на окнах и вязаные нитяные скатерти на столах. Восемнадцать девочек, старшие приглядывают за младшими. Лишь иногда появляется Улада, помогает с нехитрым бытом, учит готовить и рукодельничать: расшивать и собирать себе приданое, бережно складываемое в стоящие вдоль стены сундуки. Уютно.
Теперь уже отказавшиеся начали просить детей обратно, смекнули, что к чему, князь лишь пожал плечами — неволей никого не держим, кто хочет — пусть идёт. Двое мальчишек и почти вошедшая в пору девочка ушли, но не прошло и недели — вернулись. Стегать розгой по делу, за провинность, как делает Тихомир — одно, а выносить нелепые побои от хозяев дома — совсем другое. Улада тоже, чего уж там, даст напёрстком по макушке, чтобы не вертелась и слушала, но, чтобы — пнуть, проходя мимо — никогда такого от неё не бывало.