В день, когда я дырку у себя в языке под четырехграммовый стержень растянула, кровь прямо ручьем хлынула, есть я ничего не могла, пиво пила – и все. Ама сказал – гонишь лошадей со своим языком, только мне плевать, я тороплюсь. Ну, не в смысле – на часы смотрю и минуты считаю, не в смысле – если не успею, погибну в муках, а просто не могу отделаться от острого ощущения, что время уходит. Бывают иногда в жизни такие ситуации, когда все надо делать как можно скорее…
– Тебе когда-нибудь хотелось умереть? – запросто этак спрашивает Ама как-то вечером (мы только что после ужина и последующей пьянки домой явились).
– Постоянно хочется, – отвечаю. Он невидяще смотрит на пиво в своем стакане. Молчит. Потом выдыхает:
– Никому не позволю тебя убить. Даже тебе самой – не позволю. Захочешь когда-нибудь руки на себя наложить – скажи, я сам это сделаю. Не выдержу, если кто-нибудь, кроме меня, жизнь у тебя отнимет.
Ама резко напомнил мне Шибу-сан. Вот любопытно, к кому же из них мне за помощью обращаться, когда искушение совсем уж неодолимым сделается? Кто такое дело лучше сделает? Тут мои мысли плавно переползли на «Желание». Думаю – схожу-ка я туда завтра! Почему – неизвестно, но стоило решение принять – и частичка воли к жизни ко мне, похоже, вернулась.
Провожаю я, значит, примерно к полудню Аму на работу, подмалевываю рожу и уже собираюсь Шибе-сан звонить – и тут он мне сам звонит, прямо как будто мысли читает.
– Алло?
– Это я. Говорить можешь?
– Вполне. Я тут сегодня к тебе сходить подумывала. А что, случилось что-нибудь?
– Угу. Ну, это насчет Амы.
– В чем дело?
– Ты случайно не знаешь, он этим летом, в июле, ни в какую заварушку не вляпался?
У меня сердце сжимается, когда Шиба-сан это говорит, перед глазами сразу – картинка: Ама снова и снова бьет того мужика…
– Я не знаю… а почему ты спрашиваешь?
– Только что копы заявились. Просили показать список всех, кому я тату набивал. Хотели знать, кто себе драконов делал. Я только тех, кто ко мне первый раз приходит, записываю, Амино-го имени там нет, думаю, дергаться нечего, но все-таки…
– Они не его ищут, нет. Он все время со мной был.
– Ясно. С тобой так с тобой. Извини. Просто они сказали – у того парня рыжие волосы, а ты ж помнишь, у Амы тогда тоже рыжие волосы были, вот я как-то и задумался.
– Понятно. – Я глубоко вздыхаю. Сердце колотится так, что все тело дрожит, приходится изо всех сил в телефон вцепиться – иначе уроню. А можно ли доверять Шибе-сан? Рассказать бы ему – камень с души, да и узнала бы, что он по этому поводу думает, но стоит ли? Может, он Аме расскажет. И убейте меня, если я знаю, что Ама сотворит, когда узнает про ту статью в газете. В себе замкнется? Из города сбежит? Обычно его понять – раз плюнуть, да и сколько мы времени уже вместе, но сейчас я чувствую неприятную такую чужеродность, потому как понимаю – как он отреагирует, я понятия не имею. Что вообще происходит в голове у человека, который кого-то убил? О чем он думает – о будущем? О близких и родных? О том, как жил до этой минуты? Да мне и гадать-то не стоит – мне, которая и в собственное будущее не верит, которая ни о ком не заботится. Я свою жизнь – и то понять не могу, так, бесконечная спираль пьянок, ничего больше. Единственное, что я точно знаю, – за эти недели и месяцы что-то к Аме » испытывать стала.
– Луи, да не бейся ты из-за этого. Так ты сегодня ко мне собираешься?
– Да вообще-то… Наверно, сегодня я дома побуду. Может, в другой раз.
– Да ладно! Ну пожалуйста. Мне надо с тобой поговорить.
– Не знаю. Посмотрю, как буду себя чувствовать.
Вешаю трубку. Принимаюсь мерить шагами комнату. Пытаюсь собраться с мыслями. К сожалению, мысли с такими планами не согласны. Начинаю злиться. Решаю выпить. Открываю бутылку сакэ, которую мы с Амой вместе выпить собирались, подношу ко рту и делаю хороший глоток прямо из горла. Вкус у сакэ – даже лучше, чем я надеялась, и по мозгам дает тоже неплохо. Чувствую, как тепло наполняет пустой желудок. Приканчиваю всю бутылку, довожу до ума косметику и выхожу из комнаты.
– Добрый день.
– Добрый день? И давно это мы с тобой так светски общаемся? – Шиба-сан оборачивается и хмурится, глядя, как я стою у окна. – Хреновая у тебя жизнь? – спрашивает он с кислой усмешкой.
Слабо улыбаюсь в ответ. Подхожу к прилавку. В нос ударяет резкий запах тлеющих ароматических палочек, от которого немедленно накатывает приступ тошноты.
– Я не шучу. Что-то с тобой происходит.
– Что, например?
– Когда мы с тобой виделись?
– Недели две назад…
– И насколько ж ты за эти две недели похудела?
– Я не знаю. У Амы весов нет.
– Ты болезненно худая. Болезненно худая и бледная как смерть. И алкоголем от тебя разит.