Змеи и серьги (Snakes and Earrings)

– Значит, ты прямо вот сюда хочешь, да?

Я чуть заметно киваю и покрепче сжимаю кулаки. Ладони у меня уже потные, скользкие, неприятные. Шиба-сан «пистолет» направил и кончик языка моего к полотенцу прижал. Не торопясь приставил машинку к моему языку. Языком я ощущала холодный металлический «гвоздик».

– Готова? – спросил Шиба-сан мягко. Я взглянула вверх и тихонько кивнула.

– Ну, поехали, – сказал он и положил палец на спусковой крючок Так сказал, что мне прямо представилось, как он сексом занимается. Интересно, он, когда кончить собирается, девчонок об этом вот таким же тихим голосом предупреждает? А в следующую секунду раздался щелкающий звук, и у меня по всему телу такая дрожь невозможная прокатилась – оргазм и рядом не валялся. По рукам мурашки побежали, тело – не скажешь по-другому – спазмом свело. Живот сжался, между ногами все – вот уж непонятно с чего – тоже, там, внутри, – прямо блаженное, щекочущее какое-то ощущение. «Пистолет» щелкнул, раскрылся, выпустил сережку.

Я, снова свободная, скорчила рожу и убрала язык назад в рот.

– Дай взглянуть, – сказал Шиба-сан, голову мою к себе повернул и сам для примера язык высунул. Я – глаза от боли наполнены слезами – высунула свой, напрочь онемевший.

– Выглядит очень даже. Сидит по центру, и точка верная.

Ама, просунувшись между нами, уставился на мой язык.

– Точно. Ты прав. Луи, тебе идет, – сказал он.

Язык у меня просто горел, чувствовала – говорить и то трудно.

– Луи, так? – переспросил Шиба-сан. – Боль ты терпеть умеешь, это точно. Слышал я, что девчонки вообще лучше боль переносят, чем парни. Мужики вообще иногда отключаются, когда им чувствительные места прокалывают – языки или гениталии.

Я закивала – всем своим видом дала понять, что прониклась, только бы рот не открывать. Боль – то острая, то тупая – накатывала короткими волнами. Я рада, что послушалась Амы и пришла сюда. Если б я, как сначала собиралась, все это сама стала бы делать – точно бы не выдержала, бросила на середине. Мне дали льда – на язык положить, и я ощутила – возбуждение постепенно, потихоньку убывает. Я успокоилась. Мы с Амой походили, посмотрели на украшения, а после Аме скучно стало, и он в уголок отошел – туда, где под стеклом садо-мазо причиндалы выставлены были. Я заметила – Шиба-сан уже вышел из задней комнаты и облокотился о прилавок.

– Что ты думаешь про раздвоенные языки? – спрашиваю.

Шиба-сан плечами пожал и говорит:

– Полагаю, идея интересная, но в отличие от пирса или татуировок при этом форма тела на самом деле меняется. Лично я такое с собой делать не стал бы. По-моему, на подобное только Бог право имеет.

Уж не знаю почему, но слова его прозвучали очень убедительно, и я кивнула. Постаралась перебрать в уме все виды телесных модификаций, о которых знала. Ноги бинтовать, талию корсетом утягивать, шею обручами удлинять – как иные африканские племена практикуют. Стало интересно – а подтяжки лица считаются?

– А если б ты был Богом, ты бы каких людей создавал? – спрашиваю.

– Как люди выглядят – менять бы, наверно, не стал. Только я бы их сделал тупыми. Глупыми, как курицы. Такими тупыми, чтоб им сроду и не представить, что Бог существует.

Я чуть покосилась на Шибу-сан. Говорил он вполне равнодушно, но в глазах горел паскудный такой огонек. Странный какой парень, подумала я.

– Можешь как-нибудь показать мне разные эскизы для татуировок? – спросила я.

– Запросто, – ответил Шиба-сан и улыбнулся дружелюбно. Глаза у него – неестественно карие, коричнево-карие, а кожа – белая. Совсем белая, прямо как у европейца.

– Звони когда захочешь. Понадобится что про сережку твою узнать – и тогда тоже звони.

На обороте карточки магазина Шиба-сан записал номер своего мобильника и карточку мне протянул. Я взяла и спасибо сказала. Поискала глазами Аму (он выбрал хлыст и увлеченно его разглядывал), сунула карточку в бумажник – и, на бумажник посмотрев, поняла, что не заплатила.

– Мне заплатить надо, – говорю. – Сколько с меня?

– Плюнь и забудь, – сказал Шиба-сан, словно это – последнее, что его колышет.

Я облокотилась обеими руками о прилавок, лицо ладонями подперла и стала смотреть на него. Он по другую сторону прилавка сидел, на высоком таком табурете. Его, похоже, раздражало, что я так на него пялюсь, – глазами со мной встречаться он не хотел. Не глядя на меня, он сказал – задумчиво, неторопливо:

– Посмотрю на твое личико – садист во мне так и оживает…

– Так я ж мазохистка! Вот, наверно, ты эти мои вибрации и улаживаешь, – отвечаю.

Шиба-сан с табурета поднялся – и посмотрел наконец-то мне в глаза. Нежно посмотрел, как на щенка мелкого. Склонился – так, чтоб со мной лицом к лицу оказаться, в тонкие пальцы поймал мой подбородок и улыбнулся.

– Такая шейка… в нее иглу всаживать – это кайф будет, – сказал, а смотрел при этом так, словно вот-вот расхохочется.

– Ты больше смахиваешь на дикаря, чем на садиста, – замечаю.

– Правильно понимаешь.

Я не «дикарь» сказала, a «savage», по-английски, даже не думала, что он английский знает, так что тут он меня малость врасплох застал.