Змеи и серьги (Snakes and Earrings)

– Знаешь, на самом деле я еще не уверена. Я что имею в виду – тату, они же на всю жизнь делаются, так я, раз уж собираюсь себе набить, хочу самую красивую, какую только можно сделать, примерно так..

Опираюсь подбородком о кулак Пальцем провожу по контурам дракона, нарисованного Шибой-сан.

– Точно. Я в том смысле, что сейчас, конечно, можно и лазером свести, но чаще всего – назад дороги нет. Хотя вот мне, к примеру, достаточно будет просто волосы отрастить. – Он касается, рукой летящего дракона на голове.

– Но ведь у тебя это – не единственная татуировка, да?

– Ясно. Охота поглядеть на остальные? – Он ухмыляется.

Я киваю. Он стаскивает свою футболку с длинными рукавами. Обнажается тело, больше похожее на картину. Линии и яркие краски – на каждом сантиметре кожи… он поворачивается, демонстрирует спину, на которой – комбинация из дракона, свиньи, оленя, бабочек, пионов, веток цветущей вишни и сосны.

– Иношикачо*! – вскрикиваю я.

– Ну да. Я вообще люблю карты Ханафуда**.

– Знаешь, а тебе еще клевера и красных кленовых листьев не хватает.

– Знаю. Увы, но свободного места уже не было!

Я уже начинаю удивляться, как может он так пофигистски к этому относиться… но он снова оборачивается, и мне в глаза бросается еще одно животное, набитое у него на предплечье, – ОДНОРОГОЕ животное.

– Кирин***? – спрашиваю.

– Да, – говорит, – эта тату – моя любимая. Священное животное. Не ступает на свежую траву. Не ест сырой пищи. Наверно, можно сказать, он – бог звериного царства.

* Иношикачо – сложная выигрышная комбинация карт во время традиционной игры в Ханафуда.

** Ханафуда – одновременно и название колоды старинных японских карт с изображением растений и животных (как реальных, так и мифических), и название игры, для которой эта колода используется.

*** Кирин – волшебное животное в японском фольклоре.

– Что-то я не припоминаю, чтоб у Кирина рог был…

– Вообще-то легенда о Кирине к нам из Китая пришла, и китайцы считают – есть у него рог, растущий прямо из плоти.

Смотрю на Кирина у него на предплечье. Твердо говорю: «Вот оно – то, что Я ХОЧУ!»

Шиба-сан – совершенно на него не похоже – просто дара речи лишился на минуту. Наконец выговорил:

– Мужик, который мне это набивал, был одним из величайших мастеров татуировки в Японии. – Помолчал. – Я сам еще никогда Кирина не набивал.

– Ну а его попросить мне тату сделать можно?

– Можно было бы, – отвечает. И спокойненько так, без тени юмора, прямо в глаза мне глядя, продолжает: – Можно было бы, да только помер он. Покончил жизнь самосожжением, а в руках изображение Кирина держал. Правда, ОЧЕНЬ в духе Акутагавы Рюноскэ? Он, наверно, вообще зря вот так набивал направо-налево образ священного животного… может, и вызвал на себя его гнев. Кто знает, а вдруг сделаешь ты себе тату Кирина, Луи, и тоже проклята будешь?

Шиба-сан рассказывал – а сам все своего Кирина поглаживал… Несколько минут мы помолчали. Я подольше задержалась взглядом на Кирине.

– По-любому, – заговорил он снова, – в Кирине сочетаются черты оленя, быка, волка и еще хрен знает скольких зверей. Такое рисовать – до черта ж времени и сил уйдет.

– Но я только это и хочу. Пожалуйста, Шиба-сан! Ну, может, если так уж сложно, ты мне хоть временную тату нарисуешь? – умоляю его.

Шиба-сан, с видом весьма раздраженным, прищелкнул языком и проворчал:

– Ладно, в таком случае – сделаю.

– ДА!!! Спасибо, Шиба-сан!

– Я тебе такую временную нарисую – она долго продержится. А что на фоне хочешь?

Я немножко подумала, потом опять по-быстрому проглядела образцы.

– Вот. – Я постучала ногтем по рисунку. – И очень хочу скомбинировать все с драконом, как у Амы.

Шиба-сан взглянул на дракона. Пробормотал:

– Ясно… – похоже, больше самому себе, чем мне. – Я впервые Кирина делать буду, так что мне, наверно, и самому легче – с чем-нибудь привычным его скомбинировать.

– Хочу примерно такого же размера, как у Амы, и еще – чтобы было прямо на спине. Сколько мне это будет стоить?

Он делает вид, что раздумывает, выдерживает театральную паузу и наконец говорит:

– Хм-м… как насчет… трахнуться разок? – Говорит – и смотрит на меня искоса.

– Только и всего? – посылаю ему насмешливый взгляд. Он впился в меня глазами – садизм, дремлющий внутри, рвется на свободу.

– Раздевайся, – приказывает он.

Так. Встаю. Платье без рукавов, мокрое от пота, липнет к телу. Опускаю молнию. Чувствую спиной прохладный сквознячок. Позволяю платью соскользнуть на пол. Он оглядывает меня с головы до ног, на лице – полное отсутствие интереса. Потом говорит:

– Ты чертовски худая. Знаешь, если после татуировки поправишься, кожа растянется, жуткий видок будет.

Стаскиваю лифчик и трусики, тоже насквозь пропотевшие. Скидываю босоножки-сабо. Сажусь на кровать.

– Не проблема, – отвечаю. – Я за столько лет ни разу не поправилась.