Змеи и виртуозы

Я сижу у кухонного острова, медленно пью какао и смотрю в окно на соседний дом у озера. Чем дольше я смотрю, тем сильнее становится необъяснимое чувство тревоги, в какой-то момент начинает казаться, что еще немного – и из него кто-то выйдет.

Внезапно в углу окна второго этажа вижу секундную вспышку света и медленно выдыхаю. Она исчезла, когда я моргнула.

Может, мне показалось и ее вообще не было?

Следом я задаюсь вопросом: были ли прав Кэл?

Глава 22 Эйден

Райли спит, не выключив свет на первом этаже, будто недостаточно темное помещение может стать помехой для разгула монстров.

Она легла спать час назад. Лампа в ее спальне погасла, и меня стало тянуть туда с невероятной силой. Я сунул ноги в ботинки и принялся медленно сокращать расстояние между нами, констатируя, как по телу разливается удовлетворение, когда удается обойти очередную установленную на доме камеру.

На самом деле подключиться к системе совсем несложно. Несколько движений пальцами по экрану телефона – и я меняю настройки камер так, чтобы быть для них невидимым. Оказавшись у двери, я бесшумно пробираюсь внутрь.

Очевидно, система видеонаблюдения больше предназначена для ее спокойствия; будь это мой пентхаус, номер 911 набирался бы, как только незнакомец выходил из лифта.

А я свободно передвигаюсь по дому моей маленькой лгуньи, пока она крепко спит наверху.

Провожу пальцем по гранитной столешнице в кухне, прищуриваюсь, проходя мимо раковины. В чаше из нержавеющей стояли две керамические тарелки.

И две вилки.

Два бокала со следами красного напитка на стенках. Поднимаю один и замечаю у края следы розового блеска для губ, на втором присутствуют следы пальцев, а косметики нет.

Не успеваю унять воображение, и перед глазами появляется образ мужчины, которого видел на днях идущим к ней по тротуару. Чертов мастер на все руки, и здесь он ей помогает. Из-за него она сегодня закрыла шторы, лишив меня возможности наблюдать за их свиданием.

Обхватываю пальцами стакан и чувствую, как он превращается в осколки. Они взлетают в воздух, будто от взрыва, острые края впиваются в кожу. Удивительно, но это причиняет меньше боли, чем предательство. Она живет себе спокойно, ужинает, развлекается с другим, в то время как я был несчастлив последние три года.

Переворачиваю руку ладонью вниз, и кусочки стекла сыплются в раковину. Включаю воду, чтобы смыть с руки стеклянную крошку. Каждую ранку обжигает боль, на несколько мгновений позволяю себе проникнуться ею, но потом вспоминаю, зачем я здесь.

Насухо вытираю руку висящим на ручке духовки белым полотенцем, оставляю все как есть и продолжаю прогулку по дому.

Пусть сама, когда проснется, разбирается с тем, что здесь случилось.

Может, это научит ее не раздавать другим ценности, принадлежащие мне, например свое время.

О том, что еще это может быть, я даже боюсь думать.

Слева от лестницы небольшой столик, на стене над ним старый телефон. На нем мигает красный огонек. Не сдержав любопытства, подхожу ближе.

Не похоже, чтобы круг ее общения был велик, и зачем пользоваться стационарным телефоном, если есть мобильный, который всегда с собой?

Большим пальцем я нажимаю на кнопку регулятора громкости, потом слушаю приветствие, записанное на автоответчик. Затем из трубки доносится потрескивание и мужской голос. Плечи мои напряжены, я замираю в ожидании.

– Ангела! Это Калеб. Я в галерее, никак не закончу с делами. Телефон разрядился. В этой старой, как ад, телефонной книге я нашел только этот номер, тут указанно даже другое имя.

Брови мои сдвинуты, морщины становятся глубже, это каньоны, пересекающие лоб. Нажимаю кнопки перемотки назад, склоняюсь и прослушиваю сообщение еще раз.

– Ангела! Это Калеб. Я в галерее…

Перемотка. Пауза.

Внутри грудной клетки появляется свинцовая тяжесть, расширяясь, она посылает волны раздражения.

Плей.

– Ангела! Это…

– Ангела!

Ангела, Ангела, Ангела.

Во мне кипит ярость, сочится с такой скоростью, что едва успеваю вздохнуть, прежд чем она выплеснется наружу. Повторяю процесс: перемотка, пауза, плей и снова – до тех пор, пока палец не теряет чувствительность. Тогда я меняю пальцы, уверенный, что иначе быть не может, мне точно послышалось.

Как другой может называть ее так, как называл я?

Тот, кто мне все испортил.

Потираю рукой подбородок, не обращая внимания, что щетина царапает ладонь, размышляю, глядя на автоответчик, что, черт возьми, происходит.

Впрочем, я не уделяю этому уж так много внимания, для спокойного осмысливания я слишком раздражен и не смогу воззвать к своему разуму.

Больше я сообщение не прослушиваю, убираю палец с красной кнопки, нажимаю и держу на другой – удаление, – дожидаюсь сигнала, означающего, что непрослушанных сообщений не осталось.

Взгляд мой скользит по лестнице, засунув руки в карманы, покачиваюсь с мыска на пятку, взвешиваю последствия исполнения желания подняться, пока еще эмоции бушуют в крови.