Змей и жемчужина

— А ведь вечер начинался так плохо, — прошептала я, когда хор начал сладкозвучно петь. Как и хороший хлеб, хороший ужин тоже требует присутствия определённых ключевых ингредиентов, а именно чуточки доброй воли, чуточки юмора, хорошей дозы смеха и щепотки романтики. А между тем я посмотрела нынче днём на графа Пезаро, когда он спешивался во дворе, и подумала, что вечер вряд ли будет хоть сколько-нибудь успешным. Он, широко шагая, вошёл в дом с сердитым угрюмым видом, и его провинциальные капитаны последовали за ним, похожие на взъерошенных боевых петухов. В обществе мадонны Джулии, мадонны Лукреции и сопровождающих их гордых, как павлины, ухоженных дам, он выглядел небритым парией, и даже снизу, из кухонь, я слышала, как он громко жалуется Чезаре Борджиа, хлопая кожаными перчатками по ладони и требуя сказать ему, когда святой отец пошлёт солдат дома Сфорца сражаться с французами. У него едва ли нашлись два слова для молодой жены, к которой ему было не позволено прикасаться. Я подумала, что вечер наверняка будет неудачным — синьор Сфорца будет раздражительным, а Лукреция от недостатка внимания совсем падёт духом.

Но вместо того...

— Что вы положили в пищу? — не унимался Леонелло.

— Да ничего особенного! — Действительно, то был обыкновенный ужин. Конечно, я немного дала волю своей фантазии. Вместо того чтобы просто обратиться к странице 37, подраздел «Закуски» я вместо обычных в таких случаях сыров и приправленных пряностями фруктов приготовила засахаренные цветы можжевельника и цукаты из апельсиновой кожуры. Не говоря уже о жареном павлине с гарниром из засахаренных кедровых орешков и коричных палочек вместо обычного острого соуса, положенном на груду розовых лепестков... о свежих устрицах, поджаренных в небольшом количестве сливочного масла, вложенных обратно в свои раковины и политых соком, выжатым из апельсина... о жаренном на гриле морском окуне под соусом, придуманном мною лично и состоящим из розового вина, лососёвой икры и мелко нарезанных трюфелей... — Меню мне оставил маэстро Сантини. — Я пожала плечами. — Теперь он часто так делает.

— О чём вы думали? Было задумано, чтобы граф Пезаро ни в коем случае не попал в постель к своей жене. А одних этих ваших устриц довольно, чтобы член встал у мраморной статуи. — Леонелло посмотрел на меня, склонив голову набок. — Но может быть, вы вовсе не думали о нашем добром синьоре Сфорца? Может быть, Signorina Cuoca сохнет по своему собственному возлюбленному? Это ведь я, не так ли? Вы не могли и далее сдерживать похоть, которую испытываете к моей маленькой персоне, и она передалась еде.

— Не говорите глупостей, — сказала я Леонелло. Однако что-то таки попало в еду, потому что я собственными глазами видела, как гости возбуждаются всё больше и больше, когда, крадучись, вышла на галерею, чтобы посмотреть на гостей в столовой после того, как смех в ней стал неприлично громок. Гости, развалясь, сидели вокруг стола, украшенного венками из плюща и зимних лилий, все они захмелели и флиртовали напропалую, едва сдерживаясь под осуждающим взором мадонны Адрианы. Один из капитанов графа Пезаро одной рукой обнимал рыжеволосую красотку, а другой клал ей в рот устрицу. Красавица закрыла глаза и проглотила её с чем-то средним между стоном и хихиканьем. Чезаре Борджиа удобно сидел между двух жаждущих его ласк женщин, которые по очереди кормили его засахаренными цветами. Другой капитан графа Пезаро обнимал спинку стула мадонны Джулии, умоляя её распустить волосы. Мадонна Адриана подозвала дворецкого и велела ему не подавать больше вина, и едва она повернулась к синьору Сфорца спиной, как он схватил с блюда, где был павлин, бутон розы и кинул его мадонне Лукреции на колени. Я увидела, как она покраснела и бросила на него томный взгляд; и хотя граф Пезаро начал вечер раздражёнными вопросами по поводу французов и своего контракта с Папой, кончал он его, неотрывно глядя на свою молодую жену. Он всё смотрел, смотрел и не мог, насмотреться. Я со своего места на верхней галерее видела, как его глаза сделались нежными, а она вся светилась, юная, цветущая в своих тёмно-синих шелках.

Хотя все гости более или менее сдерживались под нежные прихотливые мелодии феррарских певцов, я видела прячущиеся за юбки сплетённые руки, шепчущие на ушко губы, и мускусный запах, идущий от приготовленных мною трюфелей и лососёвой икры, показался мне сильнее, чем сладкие звуки латинских любовных песен. Монсеньор Сфорца тронул Лукрецию за локоть, чтобы привлечь её внимание к началу новой песни, и я увидела, как у неё перехватило дыхание.

«О Господи», — подумала я.

— А что вы вообще тут делаете? — спросил Леонелло. — Разве вам сейчас не положено, например, чистить котелок? Или фаршировать курицу? Или мучить судомойку?

— Дворецкий сказал, что они очень быстро пьют вино, вот я и принесла ещё. — И я подняла графин, который взяла с собой, чтобы иметь предлог подняться по лестнице и взглянуть на гостей ещё разок. — А сейчас извините, я кое-что забыла.