Змей и жемчужина

— Это она будет женой-девственницей, — сказала я, бросая из-за спины Лукреции предостерегающий взгляд на моего телохранителя. — Ведь она выйдет замуж за Джоффре, а ему, хоть он и милый мальчик, всего одиннадцать лет, и он никак не сможет скоро вступить с нею в фактические брачные отношения. Так что женой-девственницей останется Санча, и она не посмеет из-за чего бы то ни было смеяться над тобой.

— Правда? — Её маленькая белокурая головка повернулась ко мне, и я в который раз залюбовалась её изящной длинной шеей. Черты её лица были мелкими, глаза — не чисто голубыми, а серо-голубыми, её кожа имела склонность к прыщам, но благодаря её лебяжьей шее каждый поворот её головы был исполнен грации.

— Правда, — ответила я ей. — А если тебе хочется выглядеть старше и показаться Джованни Сфорца более искушённой, думаю, мы это устроим. Давай посмотрим. — Я принялась просматривать образцы тканей. — Тёмно-зелёный шёлк... нет он будет тебя бледнить. Жёлтый бархат — тоже нет, этот цвет слишком близок к цвету твоих волос. Розовая узорчатая парча — решительно нет, это для совсем юных девиц. — В моём распоряжении имелась целая группа модисток, которые одевали меня одну, и столько образцов тканей и вышивок, что хватило бы на сотню платьев. Респектабельные женщины Рима ни за что не стали бы со мною разговаривать или даже идти по той же стороне улицы, что и я, однако они проявляли живейший интерес к тому, во что я была одета. А если я была законодательницей моды, надо было делать это хорошо, поэтому ныне я тщательно продумывала фасон, цвет и отделку каждого нового платья; не то что в те дни, когда я просто надевала что-нибудь миленькое и считала, что мой туалет завершён. Разумеется, теперь я могла использовать свои знания и опыт, чтобы помочь Лукреции. — Нам нужно создать для тебя новый образ, — объявила я. — Такой, который покажет, что ты уже выросла. Для чёрного ты ещё слишком молода, но может быть, тёмно-синий... — Я набросила ей на плечи тонкий французский шёлк. — Да, это как раз то, что нужно.

— Вот с таким вырезом? — Лукреция оттянула корсаж на своей груди вниз.

— Нет, вот с таким. — Я вернула её корсаж на место. — Но мы отделаем его чёрным французским кружевом, так ты будешь казаться искушённей. Надеюсь, французы не станут вторгаться в Неаполитанское королевство; тогда мы не смогли бы достать это кружево.

— Упаси бог, как это можно, чтобы вы, дамы, остались без кружева, — из-за своей книги сказал Леонелло, но мы с Лукрецией не стали обращать на него внимания.

После того как модистки ушли, я усадила Лукрецию на стул и занималась её внешностью час — придала форму её бровям и показала ей, как использовать пудру, чтобы скрыть красные прыщики, которые иногда появлялись на её коже.

— Думаю, если на свадьбу Джоффре ты наденешь бледно-зелёное, то я буду одета в платье цвета морской волны. Никто не сможет соперничать с двумя эффектными блондинками, одетыми в похожие цвета. Рядом с нами Санча Арагонская будет выглядеть как какая-нибудь неаполитанская растрёпа.

— На самом деле я вовсе не хочу, чтобы она была уродиной, — захихикала Лукреция, к которой вернулась её всегдашняя жизнерадостность. — Джоффре заслуживает красивой жены.

— Конечно, — согласилась я. — Но при условии, что она всё-таки менее красива, чем ты. А теперь втяни щёки — я покажу тебе, как надо румяниться, чтобы твои скулы казались выше. Имей в виду, достаточно одного мазка — мы же с тобой не хотим, чтобы румяна заметил Его Святейшество. Он отлучит меня от Церкви, если я накрашу его дочь как куртизанку. Мужчинам бесполезно говорить, что такая светлая кожа, как наша, нуждается в небольшом подкрашивании. Мужчины в этом ничего не понимают, тем более если они служители Церкви...

— Вы были с нею очень добры, — заметил Леонелло, когда Лукреция, порозовевшая и сияющая, наконец убежала, чтобы попрактиковаться в танцах, поскольку я сказала ей, что даже её отец не станет запрещать ей танцевать с Джованни Сфорца.

— В самом деле? — Я сделала служанкам знак выйти и обняла высокую резную спинку стула. Мне внезапно надоела женская суета. — А я сомневаюсь.

— Эта девочка всю свою жизнь прожила в тени всех этих властных братьев и ещё более властного отца. Не говоря уже о своей стерве-матери — по-моему, такая мать хуже, чем никакой. — Леонелло посмотрел на мой расписной потолок. — У неё нет сестёр, и в её окружении долго вообще не было женщин, кроме мадонны Адрианы, а та всегда принимает сторону её отца. Но теперь рядом с нею находитесь вы, самая красивая и знаменитая женщина в Риме, и вы могли бы отмахнуться от неё, как от надоедливого щенка, но вы этого не делаете. Вместо того чтобы отшить её, вы помогаете ей стать женщиной.

— Всё-таки не настоящей женщиной. — Я положила голову на сложенные на столе руки. — Я не могу помочь ей стать настоящей женой, как она хочет. Но с другой стороны, я и сама не настоящая жена, так как же я могу помочь в этом ей?

— Может, вы хорошенько попросите Его Святейшество, встав на свои украшенные ямочками колени?