— Нет, Кармелина может решить вопрос с меню сама. Мне просто надо ей сказать, что в тарелку Сфорца следует положить одну-две дополнительных специи. — Я опустилась на колени, чтобы измерить окружность лодыжек Леонелло. Его ноги даже в сапогах выглядели искривлёнными, и я подумала, что они, наверное, болят. Я никогда не видела, чтобы он хромал, и не слышала, чтобы он жаловался, но всё-таки была убеждена, что очень часто ему бывает больно ходить.
— И в каких же специях так нуждается граф Пезаро? — Похоже, мой телохранитель был позабавлен. — Может, ему недостаёт соли? Хотя я видел его и недолго, мне он показался весьма пресным малым. Думаю, если бы вы сказали малышке Лукреции, что её муж — законченный зануда, она бы так не рвалась прыгнуть к нему в постель.
— Меня беспокоит не её пыл, а его. — Закончив снимать последние мерки с Леонелло, я встала и выпрямилась. — Видите ли, я получила от Его Святейшества письмо, и он пишет, что если синьор Сфорца начнёт ухаживать за Лукрецией слишком пылко, то он должен... почувствовать недомогание.
Леонелло откинул свою темноволосую голову и захохотал.
— Как же хитёр наш Папа, — заметил он. — Ничто не отвлекает мужчину от мыслей о любви так, как хороший понос.
— Если появится такая необходимость, Кармелина будет знать, что использовать. Так вы, Леонелло, по-прежнему считаете, что я была добра к Лукреции? Её отец намерен держать её вдалеке от её мужа неопределённо долго, а я ему в этом помогаю.
Тёмные глаза моего телохранителя смотрели на меня изучающе.
— Знаете, вы могли бы бросить ему вызов. Ведь его здесь не будет, когда граф Пезаро явится с визитом.
Я подумала о нашей с Родриго ссоре из-за Лауры и Орсино. За нею с его стороны последовали две недели ледяного молчания, во время которых я всё время плакала, боясь, что потеряла своего Папу и что он, быть может, утешился с какой-нибудь куртизанкой. «Ему нужна ласка, а не бунт», — сказала мне мадонна Адриана, а я чувствовала себя слишком несчастной, чтобы её отбрить. Сейчас наши отношения снова были безмятежны... но они таковыми не останутся, если я приму сторону папской дочери против её святого отца.
— Я не смею, — сказала я Леонелло, складывая и убирая мерную ленту. — Просто не смею. Видите ли, я всего лишь глупая девчонка и к тому же не очень-то смелая. А сейчас в приёмной меня ждут восемь человек, пришедших просить милостей у Его Святейшества, а заставлять этих лизоблюдов долго ждать невежливо, не так ли?
— Чем вы их накормили?!
Я взглянула на мерзкого коротышку Леонелло, стоящего у моего локтя. С моего места на лестничной площадке я смогла украдкой, через частокол из лакеев, посмотреть на шальных гостей, которые только что встали из-за стола, съев приготовленный мною ужин.
— Просто едой, — неопределённо ответила я.
— Вы что, добавили в неё какое-то зелье? — Леонелло встал на цыпочки, пытаясь разглядеть гостей за шеренгой лакеев. — Dio. Да вы только на них посмотрите!
— Им хорошо.
— Можно сказать и так.
Мадонна Адриана наняла сладкоголосый хор из Феррары развлекать после ужина синьора Сфорца и его свиту — однако отчего-то никто, похоже, не слушал их пения. Гости смеялись, флиртовали, словно захмелевшие бабочки, перепархивали в большой зал, одетые в яркие атласные платья дамы кружились и объявляли, что хотят потанцевать, а мужчины, прижимая руку к сердцу, клялись им в вечной преданности. Одна из дам, одетая в бледно-голубое, потеряла туфельку, и, когда сопровождавший её кавалер встал на колено, чтобы надеть её обратно на жеманно протянутую ножку, обвила пальцем его ухо и что-то прошептала. У мадонны Джулии с обеих сторон было по поклоннику, и оба читали ей стихи, восхваляя её красоту, а потом чуть не подрались за право пододвинуть ей стул. Чезаре Борджиа окружали сразу четыре дамы, они встряхивали своими локонами и надували губки, а он сидел в своём светском одеянии из тёмного бархата, похожий на свернувшуюся змею. Что же до почётного гостя синьора Сфорца, то Адриана да Мила, не смущаясь, села всей своей толстой облачённой в тёмно-зелёный бархат тушей между ним и его женой, однако это отнюдь не помешало им обмениваться взглядами за её спиной.
— Певцы, — громко сказала мадонна Адриана, перекрыв и смех дам, и произносимые шёпотом шутки, — певцы приготовили для вашего увеселения прекрасную подборку любовных песен.
— Плохой выбор, — присвистнув, сказал Леонелло. — Лучше бы они исполняли мрачные литургические песнопения об адском огне.
Впрочем, насколько я могла судить, певцов никто всё равно не слушал. Все гости плыли на волне блаженства, хихикая и обмениваясь многозначительными взглядами, преувеличенными комплиментами и тайными ласками, а Лукреция и её муж парили выше всех в хрупком стеклянном пузыре, молча глядя друг на друга поверх головы мадонны Адрианы. Даже Чезаре Борджиа улыбнулся при виде света, которым горели глаза его сестры.