Змей и жемчужина

— Если сейчас ты позволишь Родриго уйти от тебя, он попадёт в когти какой-нибудь хищной потаскухи, вроде этой ломбардской сучки Катерины Гонзага, — продолжала моя свекровь. — И она будет строить из себя королеву Ватикана, нацепив все драгоценности, которые выжмет из него, и Борджиа станут в Риме посмешищем.

При мысли о Катерине Гонзага, идущей под руку с Родриго, я почувствовала дикую ярость.

— И что вы предлагаете мне сделать?

Адриана склонила голову набок, точь-в-точь как любознательная наседка.

— Уверена, вы слышали, что в разлуке любовь крепнет?

— Да, слышала, — осторожно сказала я, и мы, наклонившись друг к другу, стали шептаться.

Вскоре в зал возвратился мой Папа; он пребывал в превосходном настроении, на его смуглом лице играла довольная улыбка, и они с полупьяным королём Неаполя посмеивались над чем-то, ведомым только им двоим.

— ...видели, как эта ваша дочь пялила на меня глаза после того, как её раздели и уложили в постель?

«Ну ещё бы», — подумала я и, улыбаясь своей самой лучезарной улыбкой, поспешила навстречу своему быку.

— Ваше Святейшество! — промурлыкала я с тем, что осталось от моей обычной живости. Пока что мой красный нос был скрыт под слоем пудры — следующего чиха этот слой не переживёт, но мне это было и не нужно. Мне было довольно и того, что в данный момент я была очаровательна, почти как прежде. — Ваше Святейшество, я только что узнала, — продолжила я, когда мой Папа повернулся ко мне. — Мадонна Адриана сказала мне, что вы решили разрешить синьору Сфорца взять Лукрецию с собою в Пезаро, чтобы она, наконец, увидела свой новый дом!

— Я думал об этом, — начал было он. — Я ещё не решил...

Однако я уже кивала.

— Очень мудро, Ваше Святейшество, очень мудро. Ведь в Риме после окончания весны всегда начинается чума, не говоря уже о жаре. А если французы всё-таки вторгнутся, лучше, чтобы она была в провинции, в безопасности. Но я уверена, что теперь, когда у нас есть такие союзники, они не посмеют напасть! — Я продемонстрировала королю Неаполя ямочки на щеках, а он воззрился на моё декольте, после чего, шатаясь, направился к своей любовнице. — Лукреция будет так рада наконец увидеть Пезаро, и я тоже! — Я нежно сплела свои пальцы с пальцами Родриго. — Хотя я, разумеется, буду ужасно скучать по Вашему Святейшеству.

— Скучать по мне? — Только что он опять смотрел на Катерину с её гусиной шеей, когда она сходила по лестницы из спальни новобрачных, бросая вокруг себя надменные взгляды, — но сейчас он нахмурился и снова посмотрел на меня.

— Мы с нашей дорогой Адрианой, естественно, и помыслить не могли отправить вашу дочь в Пезаро без должного сопровождения. — Я взяла свою свекровь под руку с несколько большим расположением, нежели обычно. — Не бойтесь её отпускать, мы останемся с нею, пока она не привыкнет к своему новому дому. Это не может занять дольше чем — ну, скажем, нескольких месяцев?

Я почувствовала, что сейчас опять чихну, а из моего носа потечёт, и потому я ещё раз ослепительно улыбнулась, сделала реверанс сразу и Папе, и королю Неаполя, и мы с мадонной Адрианой, держась под руки, направились к выходу.

— Адриана, мы непременно должны взять с собою в Пезаро Кармелину Мангано — это помощница нашего повара. Я могу несколько месяцев обойтись без моего святейшего быка, но никак не в силах прожить без её миндальных пирожных с мёдом!

Я почувствовала, как Родриго нахмурился мне вслед и с нарочитым простодушием, достаточно громко, чтобы он услышал, добавила:

— Ия, разумеется, понимаю, что после такой долгой разлуки вы жаждете увидеть своего сына, Адриана. Может быть, наш дорогой Орсино сможет навестить нас в Пезаро?

Сзади Леонелло тихо сказал:

— Dio.

ЛЕОНЕЛЛО

Видит бог, у меня на совести немало грехов. Богохульство, блуд, воровство. Алчность, когда речь идёт о таких вещах, как хорошее вино и книги с гравюрами. Немножко лёгких форм ереси. И, разумеется, убийства, причём я в них нисколько не раскаивался. Но за все эти грехи я, безусловно, не заслуживал такого ужасного наказания, как двухдневное заточение в дребезжащей карете с мадонной Адрианой, графиней ди Пезаро, Христовой невестой и её ребёнком (причём ребёнок кричал значительно больше, чем, должно быть, кричал младенец Иисус). Все эти два дня три женщины по десять часов в день обсуждали преимущества меховой подкладки на неаполитанских верхних платья по сравнению с бархатной и беседовали о том, что у туфель нового фасона носок намного более острый, чем у прежних.

— Голубая испанская парча с вышитыми вставками, — молвила Джулия, укачивая ребёнка. — Я видела одну из сестёр Москари в таком платье, когда в прошлом месяце ходила к мессе, и я хочу сшить себе такое же. Но только не с висящими до земли грязными рукавами. По-моему, с такими рукавами невозможно ходить, разве что ты очень высокая, иначе они волочатся по земле.