Змей и жемчужина

— Скажи мне, Сандро. — Я понизила голос, меж тем как мадонна Адриана принялась рассказывать Джероламе, каких бешеных денег стоил поданный нам жареный павлин. — Почему мой муж не встал со стула и не подал мне персики в граппе?

— Пожалей бедного парня! Ему всего девятнадцать лет и его только что женили — и не на какой-нибудь косоглазой воспитаннице монастыря, которую он мог бы держать в покорности, а на нимфе, на Прекрасной Елене[18], на самой Венере! — Сандро театрально ударил себя в грудь, изображая, как стрела Амура поражает мужское сердце. — Как Актеон был поражён за то, что посмел смотреть на сияющую красоту купающейся Дианы[19], так и молодой Орсино боится смотреть на сияющую красоту своей молодой жены...

— Сандро, заткнись. На нас все смотрят.

— Тебе нравится, когда на тебя все смотрят. — Спустившись с небес на грешную землю, Сандро ухмыльнулся. — Моя маленькая сестрёнка — самое тщеславное существо во всём Божьем мире.

— Ты говоришь совсем как наша матушка. Она, упокой Господи её душу, вечно бранила меня за тщеславие. — «Думаешь, Пресвятая Дева беспокоится о том, как она выглядит, Giulia mia?»[20] — Но насколько я могу судить, Пресвятой Деве ни к чему беспокоиться, как она выглядит, потому что на всех картинах, где она изображена, она красива — красива и безмятежна в каком-нибудь идущем ей к лицу сочетании голубого или синего платья и белого покрывала, которые вероятно, сшили для неё ангелы. А нам, земным девушкам, приходится самим заботиться о своей внешности, если нам хочется выглядеть хоть вполовину так хорошо, поэтому я просто каждое утро читала ещё один «Отче наш» во искупление греха тщеславия, не забывая при этом выщипывать брови.

— Не обращай внимания, — сказал Сандро. — После того, как сыграют один или два танца, молодой Орсино соберётся с духом.

— Давай придадим ему смелости. — Я с сожалением посмотрела на блюдо с персиками, слизывая с кончика пальца сладкую граппу, но больше есть было нельзя — я и так уплетала нынче вечером за обе щеки, как какая-нибудь крестьянка (о, жареный павлин, а ещё там был потрясающий пирог с луком и молодым сыром!). — Потанцуй со мною, Сандро.

— Разве священнослужитель может танцевать? — Сандро с превеликою набожностью возвёл очи горе. — Своим предложением ты оскорбляешь моё достоинство служителя Господа, не говоря уже о моих святых обетах.

— Не очень-то ты думал о своих обетах, когда нынче в церкви вовсю флиртовал с Бьянкой Бонадео. И притом заметь — в то самое время, когда я произносила свои обеты.

— Тогда станцуем basse-danse[21].

— Basse-danse — какая скукота! — Мы с Орсино уже танцевали нынче вечером, открывая бал, и это был как раз basse-danse. Благопристойное скольжение, когда мы едва касались друг друга ладонями, и ему даже не хватило духу взглянуть мне в глаза. Я бы предпочла, чтобы виолы играли что-нибудь поживее — мелодию, которая зажгла бы мою кровь и, быть может, дала мне случай во время одного из па на мгновение показать лодыжку. — Давай станцуем вольту![22]

— Сегодня новобрачная ты, sorellina. — Сандро сказал пару слов музыкантам, и тут же послышались негромкие аплодисменты, когда мой брат вывел меня на площадку, отведённую для танцев. В ответ на аплодисменты я сделала полуоборот, взмахнув своими розовыми юбками, потом виолы заиграли задорную мелодию, и я схватила Сандро за руку. Прозвучал один такт, второй, мы сделали несколько пируэтов, затем Сандро взял меня за талию и подбросил в воздух. Я знала, как надо приземлиться, чтобы мои юбки раздулись колоколом, и, откинув голову назад, рассмеялась и показала озарённые светом свечей обнажённые плечи моему мужу. «Посмотри на меня, Орсино, — мысленно попросила я. — Посмотри на меня, потанцуй со мною, люби меня!»

Джеролама постаралась основательно напугать меня перед тем, как я легла в постель.

— Для женщины супружеские обязанности тяжки, — прошептала она, помогая мадонне Адриане и остальным смеющимся женщинам расшнуровать корсаж моего розового платья. — Очень тяжки.

— Не тяжелее, чем сам муж, — хихикая, ответила я, после чего Джеролама замолчала, ограничившись мученическими взглядами. У меня от счастья кружилась голова, я, казалось, воспарила в небеса и плыла по ним, точно полная луна, и щёки мои так горели, что я прижала к ним ладони, чтобы их остудить.

— Ты слишком возбуждена, дитя моё, — кудахтала мадонна Адриана, расшнуровывая мои рукава. — Постарайся умерить свои ожидания.

Умерить свои ожидания? Мне же предстояло наконец стать женщиной! Я, конечно, слышала мрачные сплетни о том, как это больно, но не верила ни единому слову. Кобылы не визжат от боли, когда их случают с жеребцами, и я тоже вряд ли завизжу.