— Она держится так, будто её защищает сам Господь Бог, — проворчал другой, однако, когда в него упёрся взгляд Джулии, он тут же опустил глаза. Она посмотрела на него, как на вошь, затем перевела взгляд на меня. Мне показалось, что я увидела в её глазах облегчение — или это был страх? Как бы то ни было, её холодная надменность ни разу не дала трещины, пока она одного за другим находила взглядом своих слуг. Французский капитан попытался было что-то сказать, но она тут же перебила его с тем же царственным высокомерием, с каким Папа затыкал рот своим пытающимся возражать ему кардиналам.
— Вы все можете занять свои места, — молвила она, махнув рукой всем нам: от служанок и немногих выживших стражников до своей перепуганной сестры и неподвижно застывшей свекрови. — Никто вас не тронет. Мы теперь все гости короля Франции, а мы все знаем, что французы не воюют с женщинами. — Она повернулась к капитану, подняла бровь и пристально смотрела на него, покуда он не покраснел до ушей и кубарем не скатился со своего коня. Она продолжала пристально смотреть на него, покуда он не наклонился и не сложил ладони, чтобы помочь ей сесть в седло. — И немедля сделайте носилки для моего телохранителя и позовите хирурга или врача, если он у вас есть. Я желаю, чтобы его повреждения осмотрели и забинтовали. Я полагаю, вы отвезёте нас к вашему генералу? — с холодным равнодушием спросила она, поправляя юбки. — Если меня взяли в плен, то, по крайней мере, я должна попасть в плен к человеку соответствующего высокого ранга. Будьте уверены, capitano[114]
, я расскажу ему о вашем поведении в этом деле.— Мадам...
— Пошлите людей вперёд и велите распорядиться, чтобы меня ожидали соответствующие удобства. После такого тяжёлого путешествия мне понадобится ванна с розовою водой и хороший обед. И никаких помоев, которые вы, французы, называете вином, — я пью только сладкие белые вина из Ишии. Проследите, чтобы генералу обо всём этом доложили.
По-прежнему пребывая в замешательстве, капитан повернулся и начал по-французски отдавать приказания своим людям. Они начали приходить в себя, собрали своих погибших и наших. Мадонна Адриана взяла Лауру на руки и начала её успокаивать, потом направилась к повозке, где ехали служанки, поскольку карета сейчас была бесполезна. Солдат, который ещё недавно тащил в сторону сестру мадонны Джулии, выглядел довольно смущённым и помог ей залезть в повозку после мадонны Адрианы, улыбаясь при этом примирительной улыбкой. Леонелло по-прежнему лежал неподвижно, сжавшийся в комок. Пантесилея осторожно распрямила его члены, пока двое солдат из подручных средств сооружали носилки. Папская наложница тронула шпорами свою лошадь и, не глядя по сторонам, поехала вперёд.
— Вставай, — пробормотала я, обращаясь к Бартоломео и таща вверх его руку. — Вставай и смотри мне, ни одного косого взгляда в сторону этих проклятых французских солдат.
— Что? — Он огляделся, всё ещё ошалелый от удара, который выбросил его из повозки.
К завтрашнему дню у него на щеке и скуле будет синяк под стать моему собственному. «По крайней мере, оно у нас есть, это завтра», — подумала я.
— Что случилось? — заплетающимся языком проговорил мой подмастерье.
— Мы попали в плен к французскому войску, — мрачно ответила я, помогая ему влезть обратно в повозку. — А хорошая новость состоит в том, что нас не убили. Если не ошибаюсь,
До Монтефьясконе, где была расквартирована французская армия, было далеко, и я провела всю дорогу, создавая себе новый образ. Это был мой собственный рецепт, Кармелина не нашла бы его ни в одной поваренной книге. Смешать вместе высокомерие Хуана Борджиа с ехидством Ваноццы деи Каттанеи, добавить злоязычие моей сестры (когда она не была парализована ужасом) и изрядную порцию царственного самомнения Катерины Гонзага, всё это приправить крутым нравом торговки рыбой. Под топот подков моего коня я подавляла рвущийся наружу страх и превращала себя в спесивую, надменную стерву.