Змей подколодный

Прыжок его невидим, другое дело — последствия. Гость возникает из ничего аккурат на сервированном столике и с неимоверным шумом. Звенят вилки с ножами, подскакивают, роняя еду, тарелки, а один из бокалов валится на пол и бьётся вдребезги. Суетливо выбираясь из блюдца с сыром и таща за собой прилипшие к толстому задку ломтики, гость мысленно проклинает зооморфные обличья — все, вместе взятые.

— Белка, — говорит девочка, привычно выпутываясь из спасательных объятий рыцаря и телохранителя. — Да пусти, это просто белка… В форточку, наверное, запрыгнула.

Чёрная белка. Очень пушистая. Невзирая на колебания и проклятия, белка вышла очаровашкой. Она блестит бусинками глаз, трясёт задом, пытаясь избавиться от сыра, и ни в коем случае не выглядит опасной. Смешной — пожалуй, но не настолько, чтобы ржать в голос, сползая по стеночке на пол! Впрочем, у мальчишки переходный возраст и несомненные проблемы с нервами — а стало быть, смех его обид не стоит. К делу, господа гимназисты! К делу!

— Простите, пожалуйста! — говорит гость (белка, чёрная белка). — Я вам тут разбил что-то!

— Ах, какие мелочи! — говорит девочка. Прекрасно воспитанная умница с безупречными манерами.

— Да чувствуй себя как дома, мохнатый! — стонет мальчишка. Хренов рыцарь, козявка беспардонная.

Роскошный хвост вычерчивает в воздухе сложный знак, знак вспыхивает красным и медленно тухнет, а осколки взлетают на стол, оборачиваясь по дороге целым бокалом. Красиво, но зрители, к сожалению, не впечатляются. Не тот контингент. Ну и ладно.

— Мне так неудобно! — восклицает белка. — Тут у вас защитное поле стоит, я, понимаете, зацепился! — лжёт он, отдирая от шерсти последний кусочек сыра. — Вы не могли бы перестать смеяться, господин Андрей?

— А ты уверен, что ты не белая лошадь?

— Какая, к белкам, лошадь?! — одёргивает поганца девочка. — Ой! Извините! Это у меня дурная привычка!

Вот вам и все манеры.

— Господин Андрей, надо думать, имеет в виду белую горячку, — с явною обидой говорит белка. — Истинно гимназийское чувство юмора!

— Уж юмор!.. Уж белки говорящие мерещатся!..

— Говорящие — ладно… — замечает девочка. — А вот тебя-то она откуда знает?

— Это очень просто! — с готовностью объясняет белка. Раскрывайте ротики, милые детки, и ловите каждое слово. — Я к вам по рекомендации Алексея Гаранина! — сообщает он и в мёртвой тишине, ошарашенный отсутствием ожидаемых восторгов, добавляет: — Меня к вам…

Но мир уже рухнул.

Маленький и уютный мир кроличьей норки покрылся льдом и обваливается большими кусками, а меч в прихожей вздрагивает, готовый прыгнуть хозяину в руки. Но хозяин прыгает сам, да так быстро, что никакая магия за ним не успевает.

— Спокойно! — верещит схваченный белка, молотя по воздуху лапками. — Спа-акойно!.. Я свой!..

— Отпусти! — кричит девочка, и мальчишка разжимает пальцы.

— Ну вы даёте, господин Андрей! — укоряет белка, кое-как отдышавшись. В маленьком тельце бешено колотятся несчётные молоточки: отвратительное ощущение! — А если б я в натуральном облике явился, за меч бы схватились?

— А какой у вас натуральный? — немедленно спрашивает девочка. — Что, такой ужасный? Можно посмотреть?

— Человеческий у меня облик! Но я как-то теперь…

— Человеческий годится, — говорит мальчишка. — В "Гринписе" не числимся, а про гуманизм понятие имеем. Так что давай — воплощайся.

— Но вы уверены, что обойдётесь без резких движений?

— Обойдусь, обойдусь.

Нужная маска гостю привычна и удобна, как домашние тапочки, и он доставляет себе немножко удовольствия — взметнув опахалом хвост, рассыпает по кухне тысячи искр. Дети отмахиваются от фейерверка, а гость тем временем перекидывается — неспешно и сладко, добрых полторы минуты. Ставши, наконец, человеком (очень молодым и вполне симпатичным, в одежде под цвет исчезнувшей шкурки), гость отбрасывает капюшон накидки и напоминает прищурившемуся мальчишке:

— Вы обещали, господин Андрей.

— Пока помню. Ну что — присядем и побеседуем, как белые люди?

— Кофе? — вежливо предлагает девочка.

— Потом, звезда моя.

— А я хочу кофе! — осаживает его звезда. — Тут есть?

— В шкафу, — говорит мальчишка, продолжая пялиться на гостя. Взгляд у него нехороший. "Уж какой тут раскрытый рот и гуманизм…" — думает белка, усаживаясь на табуретку, так, чтобы его и мальчишку разделял стол. Разгромленный стол, и весь сыр в шерсти. Белка растопыривает над блюдцем ладонь: сыр жалко.

— Я вам не враг, господин Андрей, — говорит он, краем глаза следя за исчезновением шерстинок. — И меня действительно послал сюда ваш друг. Он считает, что вы способны справиться с чем угодно. Такая рекомендация.

— Передай ему, что я польщён. Дальше что?

— Я его товарищ по несчастью, и я пришёл к вам, чтобы…

— Оп-паньки! — восклицает мальчишка и расцветает улыбкой.

Не сказавший ровно ничего радостного, белка на всякий случай отодвигается вместе с табуреткой к подоконнику. Рыцарь-то у нас не нервный — психический у нас рыцарь! Разумеется, скрутить его труда не составит — но служба есть служба. А дружба тем более. Такой мутабор…