На первый взгляд ничего любопытного внутри действительно не обнаружилось: сваленные кучей в углу мешки да верстак с инструментами, давно не пользованными и местами проржавевшими. В мешках оказалось подгнившее зерно, из зерна с писком выпрыгнули две-три мышки. Сельский, словом, сарайчик с соответствующим содержимым. Но боги указали Андрею на стоявший под верстаком сундучок непрезентабельного вида, и Андрей, сундучком озаботившись, сбил с него висячий замок. Лучше не трогай, сразу сказал маячивший рядом Никита, но не трогать было просто невозможно. В силу законов жанра.
В сундучке лежал здоровенный нож — обоюдоострый, настоящий кинжал, без ножен, не ржавый ни в коем случае, с коротким, хорошо заточенным лезвием и рукояткой из разноцветных стёклышек. Отнюдь не выглядящий сказочным оружием — скорей уж, самоделкой, любовно изготовленной на "зоне". Андрей оторвал от мешка полоску и, замотав лезвие, сунул нож за пояс, никаких возражений не слушая. Выправив из штанов футболку, чтобы находку не было видно, он испытал внезапно чувство исполненного долга и, наотрез отказавшись вернуть обретённое оружие на родину, отправиться домой согласился сразу же и по дороге на колодцы уже не реагировал.
Привычные пейзажи вернулись, когда они были метрах в двухстах от интерната, — вернулись, как и пропали, мгновенно и в полном объёме. Только луна поблёкла и уменьшилась: в мире гимназии начинался рассвет.
"Пора спать!" — объявил Андрей, и Никита с восторгом одобрил его решение. Но тут же выяснилось, что спать Андрей будет вот здесь, под кустиком, и только под кустиком, причём немедленно. Обнаружив, что решение непоколебимо, Никита принялся ругаться матом — впервые за всё время их знакомства, но и это не помогло. Тогда Никита предложил принести подушку и одеяло. Против этого Андрей возражать не стал, уселся на землю и согласился подождать — не более пяти минут, конечно.
Вместо подушки Никита, замученный и злобный, принёс ему кейс, туфли и костюм, преаккуратнейшим образом упакованный в узел из простыни. Совместными усилиями тело удалось переодеть. Завязав Андрею галстук, Никита снова усадил его под кустик и попросил по возможности не ложиться, дабы окончательно не помять одежду: "Тебе же на уроки идти, ты понимаешь или нет?!" Андрей понимал, но уроки никакого значения не имели — о чём тут волноваться? Они теперь с оружием и первому же козлу, который будет недоволен, этим оружием в морду, в морду…
Изложив своё отношение к урокам, Андрей лёг и уснул, а когда проснулся, опять увидел Никиту. Никита стоял перед ним уже в форме, но всё такой же злобный. Было совсем светло. "Ты как?" — спросил Никита, и Андрей уверил его, что замечательно. Чистая правда: спал он минут сорок и протрезветь не успел ни на капельку. Он пописал в кустик, после чего Никита попытался привести его костюм в пристойный вид и претерпел жестокую неудачу.
— Пошли в столовку, — сказал он с отчаянием в голосе. — Хоть кофе выпьешь. Главное, перегара никакого, спасибо Горленко!..
— Это же хорошо, — сказал Андрей и пошёл в столовку.
Было около семи утра, но оставшийся до занятий час пролетел быстро — в хлопотах и заботах. Есть Андрей не смог, а после кофе взбунтовался желудок. В туалете учебного корпуса Андрей стошнился, умылся и попытался уснуть, прислонившись к стеночке. Никита спать ему не дал, заставил сунуть голову под кран, но и облитие холодной водой не помогло. За две минуты до звонка они отправились на геометрию. Никита нёс оба кейса и пребывал в ужасе, Андрей же, мокрый, но тщательно причёсанный, был бодр и весел. Про кинжал он не забыл, кинжал был заткнут за ремень брюк, под рубашкой, и Андрей всё время трогал его, преисполненный надежд на некую битву: монстры, суки позорные, могли явиться в любую минуту.
При виде Демурова в голове несколько прояснилось. Вспомнилась вчерашняя контрольная, и вспомнилось, что геометрию он вроде бы не учил — да, точно не учил, оставил на утро! Андрей полез в учебник, уронил ручку, полез за ручкой, а достав, вдруг увидел, что на столе у него — учебник по биологии, и принялся разыскивать в кейсе нужную книжку. Исправив положение, он успокоился и тут только заметил, что Демуров стоит рядом и недоумённо на него взирает.
— Поздно легли, сударь?
— Да, господин учитель, — согласился Андрей.
Демуров присмотрелся к нему внимательнее.
— А извольте-ка встать, Андрей Евгеньевич.
Андрей встал, шатнулся и ухватился за стол. Стол поехал вбок, и ручка, сволочь такая, скатилась на пол. Андрей скосился вниз: ручек показалось ему уже две, и поднимать их явно не стоило. "Упаду", — подумал он, разглядывая ручки.
— Однако, — сказал Демуров. — Вы что, сударь, в одежде спали?
В голосе его Андрею послышалась тревога за здоровье драгоценного ученика. Андрей немедленно растрогался и решил куратора утешить.
— Да вы не волнуйтесь, Фёдор Аркадьевич, — снисходительно сказал он. — Со мной всё в порядке. Я просто выпил немного.