Змеи в ее голове

— Понимаю…

Фотография Беатрисы Лавернь осталась лежать на низком столике. Васильев смотрел на это лицо, как на детские картинки-загадки, где среди листвы спрятана волчья морда. Рене размышлял свойственным ему способом, позволяя мыслям следовать в том порядке, в каком они появляются. Но на ум ничего не приходило. В ватной тишине квартиры, где, вероятно, за дверьми неслышно, как японские танцовщицы, скользила прислуга, прошло не меньше минуты. Эта держащаяся на расстоянии женщина, это пронизанное полнейшей бесстрастностью жилище… Внезапно ему остро захотелось оказаться в другом месте, в настоящем. Интересно, она сделалась распутницей, чтобы досадить мужу? Или, может быть, она рассматривает любовь как индивидуальную тренировку, а секс — как коллективный спорт?

— Я бы не хотела торопить вас, инспектор, но не хотите ли вы спросить меня о чем-то еще?

После короткого колебания он распрямился. Извинился, что побеспокоил ее; он глубоко опечален, но это не важно, она прекрасно понимает, она тоже огорчена, что не может еще чем-то помочь, и надеется, что «в один прекрасный день расследование закончится». Она лягнула посетителя именно в тот момент, когда протянула ему руку, давая понять, что он может ею располагать.

А потом — поди знай, с чего вдруг, — когда Васильев уже собирался переступить порог, его посетило желание сказать больше:

— Ваш супруг и мадемуазель Лавернь были убиты не только из одного оружия, но и одним способом. Барышня сперва получила пулю в область гениталий. Когда кого-то хотят убить, соблюдают все предосторожности, чтобы остаться незамеченным, делают все быстро, используя оружие разумного калибра; крайне редко в половые органы стреляют пулей, способной свалить носорога.

Васильев машинально глянул на висящую на стене в прихожей акварель и спокойно продолжал, как если бы просто размышлял вслух:

— Потому что если в низ живота стреляют такой пулей, повреждения выглядят очень зрелищно, но смерть не наступает мгновенно. Наверняка именно по этой причине убийца затем послал обоим вторую пулю в горло. В обоих случаях часть головы была снесена, осталось только несколько лохмотьев мышц, чтобы она не оторвалась от тела. Пули такого типа вызывают серьезные повреждения. Особенно при стрельбе в упор, вы только вообразите себе: огромные дыры! Если говорить о мадемуазель Лавернь, так ее тело было практически раскромсано на три части: нижнюю, среднюю и верхнюю. Это довольно грубо, если вы позволите мне так выразиться.

Он взглянул на вдову:

— Но я вам уже надоел со своими подробностями; не стану больше вас беспокоить.

— Вы меня не побеспокоили, инспектор.

Она произнесла это сдавленным голосом.

Спускаясь по лестнице, Васильев знал, что одержал довольно подлую победу, да и в чем? Он сам себя ненавидел, когда действовал таким образом.

* * *

Васильев не предупреждал, что вечером собирается нанести визит Мсье, то есть Теви. Он прекрасно понимал, что ездит туда теперь не только ради своего бывшего покровителя, но в значительной степени ради его сиделки, и это его смущало. Он чувствовал себя предателем. Рене никогда не был особенно ловок с женщинами, но «это» всегда случалось, хотя он не слишком надеялся. Поэтому приятное чувство, которое он испытывал в присутствии молодой женщины, имело для него привкус греха.

Обычно, уходя, он говорил: «До четверга?» или «До вторника?»

Он всегда задавал Теви этот вопрос, хотя она всякий раз отвечала: «Да, конечно…» Как будто она у себя дома, а вовсе не у Мсье, а Васильеву не требуется согласие старика, чтобы нанести этот визит.

В последнее воскресенье, покидая Нейи, он просто сказал: «До скорого». Когда он не знал, что делать, в голове у него что-то переклинивало. Неужели так трудно сказать молодой женщине, что…

Так вот, после визита к вдове Кантен он вдруг принял решение отправиться в Нейи.

И поехал домой, в Обервилье.

Чтобы прихорошиться.

По правде говоря, сейчас он был не более хорош, чем час назад, но хотя бы ощущал себя чистым. Из дома он позвонил и справился о Мсье. Пригласит ли его Теви приехать? Он надел синий костюм, нарядный, который хранил для важных случаев — в последний раз это были похороны коллеги, убитого наркодилером под окружной дорогой.

Вопрос прозвучал совершенно неожиданно:

— Может, у вас найдется время заехать сегодня вечером, Рене?

В ее голосе он не услышал ожидаемых жизнерадостных, безмятежных ноток.

— Что-то не так?

— Скажем, лучше не становится, и бывают…

— Что?

— Трудные моменты…

И вот он уже в такси. Ему следовало бы переодеться: в таком наряде вид у него довольно нелепый.

Приехав в Нейи, он машинально поискал глазами «Ами-6» с мятым крылом.

Наконец Рене позвонил в дверь — таков ритуал, с той только разницей, что Теви увидела его в костюме, но ничего не сказала и просто отступила, чтобы его впустить. Он вопросительно взглянул на нее.