Змей в Эссексе

Уилл же увидел высокую статную даму с тонким веснушчатым носом; платье цвета мха (которое, как правильно догадался преподобный, стоило раза в два дороже, чем весь гардероб Стеллы) придавало ее серым глазам зеленоватый оттенок. Горло она обмотала газовым шарфом (смешно: неужели правда надеется, что этот пустяк ее согреет?), бриллиант в обручальном кольце на безымянном пальце преломлял свет и отбрасывал на стену косые лучи. Несмотря на роскошный наряд, было в ней что-то ребячье: щеки не напудрены, горят румянцем от соленого здешнего ветра. Когда она встала, преподобный отметил, что гостья хоть и не толстая, будто ломовая лошадь (как предполагала Джоанна), но и худой ее не назовешь, скорее дородной. Такую невозможно не заметить, как ни пытайся.

И то ли оттого, как она подняла руку, то ли оттого, что они оказались одного роста, но в эту минуту преподобный узнал ее. Перед ним стояла та самая вынырнувшая из тумана мегера, с которой они вместе тащили из грязи овцу, когда глупое животное рассекло ему щеку. Гостья же преподобного явно не узнала и улыбалась ему тепло, хотя и несколько снисходительно. Остальные едва ли обратили внимание, что преподобный замялся, прежде чем протянуть Коре руку, однако сама она это заметила и бросила на него пристальный взгляд. С того самого вечера, когда Уилл вернулся домой в заляпанном пальто, его разбирал смех всякий раз, как он вспоминал эту странную встречу у озера; вот и сейчас он не удержался и расхохотался, коснувшись красной отметины, оставленной овцой.

Кора, всегда чуткая к чужим переменам настроения, опешила. Преподобный сжал ее руку, и его крепкое рукопожатие, видимо, напомнило ей что-то, поскольку она всмотрелась в шрам на его щеке, в кудри, спускавшиеся на воротник, ахнула, воскликнула: «Так это вы!» — и тоже покатилась со смеху. Марта, — которая наблюдала за этой непонятной сценой с чувством, весьма похожим на страх, — глядела, как ее подруга и хозяин дома жмут друг другу руки и хохочут. Время от времени Кора, не забывшая о правилах приличия, пыталась объяснить изумленной Стелле, что же их так развеселило, но никак не получалось. Наконец Уилл выпустил ее руку, отвесил шутливый поклон, выставив вперед ногу, точно при дворе, и сказал:

— Очень рад с вами познакомиться, миссис Сиборн. Не желаете ли что-нибудь выпить?

— Я бы не отказалась от бокала вина, — ответила Кора, которой наконец удалось успокоиться. — Кстати, позвольте представить Марту, мою постоянную спутницу. — И поджала губы, чтобы снова не рассмеяться. Но тут же добавила: — Что-то я от волнения дрожу, как овца.

— Так вы знакомы? — удивленно спросила Стелла, не любившая, когда ее исключали из общего веселья.

Уилл перестал хохотать, подвел жену к Коре и проговорил:

— Помнишь, на позапрошлой неделе я пришел домой поздно и весь в грязи, потому что вытаскивал из болота овцу? Мне тогда помогла какая-то добрая душа. Так вот она. — Он повернулся к Коре: — Прошу прощения за то, что так невежливо обошелся с вами. Без вас я бы ни за что не справился.

— Вы были чудовищно грубы, — ответила Кора, — но так позабавили моих друзей, что я охотно вас прощаю. Вот Марта никак не поверит, что я приняла вас за существо, которое вылезло из грязи и туда же вернется. Марта, это преподобный Уильям Рэнсом; мистер Рэнсом, это моя подруга.

Коре вдруг захотелось зацепиться за что-то привычное, и она обвила рукой талию Марты, отметив, что подруга окинула преподобного оценивающим взглядом и наверняка сочла его ненормальным.

Чарльз захлопал в ладоши, как если бы всю эту сцену разыграли исключительно для его удовольствия, а потом, словно вспомнив о главном, жалобно прижал руку к внушительному животу и спросил у Стеллы:

— Кажется, вы обещали нам фазана и яблочный пирог?

Он предложил левую руку жене, а правую хозяйке; Джоанна, вспомнив свои обязанности, бросила карты, вскочила и побежала открывать дверь в столовую. Свет играл на полированной деревянной столешнице, на резном узоре хрустальных бокалов, а на салфетках цвели вышитые Стеллой незабудки. Столовая была тесная, так что за стульями с высокими спинками проходили гуськом. Зеленые обои и акварели над камином давным-давно вышли из моды, но Кора подумала, что никогда еще не видала комнаты уютнее. Она вспомнила квартиру на Фоулис-стрит, с лепниной на высоких потолках и длинными окнами, на которые Майкл строго-настрого запретил вешать портьеры, и ей вдруг отчаянно захотелось никогда их больше не видеть. Джоанна, которой эта смешливая статная дама в зеленом платье внушала благоговейный страх, робко указала на карточку, где изящным почерком Джона было выведено имя Коры.

— Спасибо, — прошептала гостья и легонько дернула девочку за косу: — Я видела, как ты обыграла Марту в карты, ты куда умней меня!