Змея

Мой первый порыв – начать спорить, объяснить ему, что это смешно. Однако я удерживаю язык за зубами, потому что у меня в груди, подобно спящей змее, разворачивается правда. Он прав. Я призвала морских хищников с помощью всей той злобы и ненависти, которые меня охватили. А спустившись при помощи волшебства с горы, я стала настолько самонадеянной, что лишила Лайлу части разума. Волшебство всегда соблазняет меня своей мощью, всегда взывает к той части меня, которой я не горжусь, к той части, которая хочет причинять боль, а не лечить. Возможно ли, что, чем ближе я подхожу к волшебству, о котором мечтаю, тем хуже мои решения? Или дни в одиночестве, наполненные книгами и знаниями, исказили мое восприятие могущества и важности? Разве Старая Грязька не предупреждала меня о внутреннем распаде?

Бронн же принимает мое молчание за враждебность.

– Может, я и ошибаюсь, – говорит он. Он так же устал от наших с ним схваток, как и я. – Я только призываю тебя быть осторожной. Ты пока не знаешь всех связанных с волшебством рисков.

Сразу после ухода Бронна я прячусь у себя в каюте. Его слова продолжают отдаваться эхом у меня ушах. Замешательство скапливается подобно тучам перед бурей, подпитывая мое постоянное состояние неудовлетворенности. Мне нужно волшебство. Я знаю это. Но мне нужно быть сильнее, я не могу позволить ему захватить меня. И потому последующие несколько дней я не расстаюсь с рукописями в поисках какого-нибудь средства, которое могло бы вытащить правду из моего врага, или чар, которые бы вызвали шторм и приблизили нас к нашей цели. И все это – стараясь охладить тревожный пыл, который пронизывает меня до костей от каждого слова.

Все это время я не вижусь с Бронном. Гретхен приносит еду и рассказывает об очевидном, мол, мы все еще никуда не движемся.

Так что, когда однажды ночью в дверь раздается стук, я ожидаю, что это Гретхен с посланием или с чем-нибудь еще, и удивлена, обнаружив вместо нее Бронна.

– Привет, незнакомец, – говорю я, радуясь его появлению.

Однако, похоже, он не особенно рад меня видеть.

– Что такое? – спрашиваю я и сразу теряю присутствие духа.

– Разрешите высказаться начистоту?

Я теряюсь от этого официального тона. Смеюсь, не веря своим ушам.

– Зачем ты спрашиваешь? Мне ты можешь высказать все, что думаешь.

Он даже не улыбается.

– Я допросил Ферриса.

Я настолько поражена, что не сразу собираюсь с мыслями.

– Ты – что?

– У нас время на исходе, мы должны были заставить его заговорить. Я сделал то, что необходимо.

Поверить не могу! Он не подчинился моим приказам. Он ослушался меня. Снова.

– Он пропел всю песню, – продолжает Бронн, как будто мне сейчас не плевать на то, что ему сопутствовал успех. – Я знаю, где мы можем найти Карна.

– Ты что, оправдываешь то, что сделал?

– Именно, черт побери!

– Ты неподражаем! Неужели ты настолько меня не уважаешь, что тебе безразлично мое мнение?

– Мы пытались действовать по-твоему. Это не сработало. Разговорами пленников не сломать. Как это Адлер мне однажды сказал? Пусти кровь врагу раньше, чем он пустит ее тебе.

– Выходит, теперь ты рассказываешь мне, что хочешь быть как Адлер? – Я готова закричать. – Против которого, кстати говоря, ты бы никогда не решился выступить, как сейчас.

– Я делаю все, чтобы не дать тебе стать такой же, как он.

– А это еще какого черта значит?

– Когда-то ты призналась мне, что боишься темноты внутри себя, боишься стать тем, что ненавидишь. Я стараюсь помешать тебе принимать решения, которые приведут тебя к темноте, но ты постоянно сопротивляешься.

Во мне закипает отчаяние, горячее, как раскаленный котел.

– Прекрати, – говорю я, отворачиваясь от него. – Я не ребенок, которого нужно оберегать от всех ужасов жизни. Я их насмотрелась предостаточно. Знаю, что ты потратил много времени, оберегая меня на расстоянии. От этой привычки, наверное, трудно отказаться, но сейчас этого расстояния нет. – Я оглядываюсь на него и прижимаю руку к груди. – Я здесь, с тобой.

Бронн смеется:

– Никакого расстояния? Зияющая пропасть! – Он проводит пятерней по волосам, пытаясь успокоиться. – Иногда я даже не знаю, хочешь ли ты быть Гадюкой.

У меня глаза застилает красным.

– Это ревность, Бронн? Ты злишься, потому, что я – Гадюка, а ты – нет?

Сразу же сожалею о сказанном, потому что Бронн всегда только и делал, что поддерживал меня. Вся ревность – во мне.

Я понимаю, что зашла за черту, как только произношу эти слова. Вижу, что его гнев густеет, как тучи перед бурей, темнеет лицо, и понимаю, что мне совершенно не понравится то, что он сейчас скажет.