Змея Давида (СИ)

Горбин кивнул и, развернувшись, поспешил куда-то в противоположный угол, где находилась неприметная дверь. Когда он исчез за нею, Диана внимательно огляделась. На полках в изобилии были навалены самые разнообразные вещи – черепа обычные и хрустальные, пузырьки с непонятными жидкостями и без этикеток, чучела животных и засушенные рептилии, шаманские бубны и африканские ритуальные маски. Скорее всего, это были наиболее безобидные артефакты, продававшиеся в этом магазине – самое «вкусное» хозяин наверняка держал в той таинственной подсобке, куда он и отправился сейчас за книгой для Дианы.

Магазин не зря располагался у самого входа в Лютный переулок, публика здесь отиралась далеко не простая, и нарваться тут на неприятности в виде внезапного визита Упиванцев было, наверное, просто. На всякий случай Диана вынула из рукава палочку и постаралась спрятать ее в складках мантии, скрестив руки на груди.

В этот момент из низкой двери появился Горбин, неся в руках какой-то довольно ветхий фолиант в темном переплете. Подойдя к Диане, он показал ей книгу, не давая, впрочем, к ней притронуться.

– Вот, – с гордостью произнес он. – «Малый Ключ Соломона», Венеция, тысяча шестисотый год. – Ух, ты! – восхитилась Диана, разглядывая обложку, на которой красовался замысловатый герб цвета потемневшего золота. – Сколько вы за нее хотите? – Пятьсот галеонов. – Сколько-сколько?! – Этой книге почти четыреста лет, мисс, – обиженно проскрипел Горбин. – Она принадлежала самому Гвидо Нортумберлендскому-Отшельнику! – Да хоть самому Мерлину, – вздохнула Диана. – Таких денег у меня нет. А есть у вас вариант подешевле? Ну, то же самое, но более позднее и менее эксклюзивное?

Горбин усмехнулся и направился обратно к двери подсобки.

– Было еще этим летом, – ответил он на ходу. – Парижское издание 1899 года. Отдал за сто пятьдесят галеонов, почти даром! – А кто у вас его купил? – Профессор из Хогвартса, – и с этими словами Горбин исчез за дверью.

====== Глава 37 ======

Идея узнать кто такая эта таинственная «Лили» и что она значит для Снейпа (раз уж он призывал ее в бреду) жгла Диану не хуже крапивницы, но как подступиться к выяснениям, она пока не знала. Не напрямую же самого Снейпа спрашивать, а никого из его однокурсников-слизеринцев она лично не знала. Знала, что он учился вместе с Мальсибером и Эйвери, но эти двое были недосягаемы. Тут она вспомнила, что Люпин и Снейп – одногодки, и решила аккуратно «подкатить» с расспросами к оборотню. Пусть они учились на разных факультетах, но все же – вдруг Люпину хоть что-то известно о личной жизни бывшего однокашника.

Но и к Люпину следовало «подкатывать» осторожно, не спрашивая «в лоб». Хотя отношения между этими двумя сложно назвать даже приятельскими, но чем черт не шутит – вдруг Римус в разговоре со Снейпом нечаянно обмолвится о том, что Диана интересовалась личной жизнью последнего. Тогда на робких ростках надежды завоевать если не любовь Северуса, то хотя бы его дружбу и расположение, можно будет ставить жирный крест.

Диана знала, что Ремус неравнодушен к белому шоколаду с миндалем. Воспользовавшись свободным временем между двумя дежурствами, Диана совершила очередную вылазку в Лондон и, зайдя в один из самых дорогих супермаркетов столицы, купила там несколько плиток лучшего белого и молочного шоколада с орехами. Теперь повод для визита на площадь Гриммо имелся достаточно веский, а то, что Люпин сейчас именно там, она знала наверняка – через два дня было полнолуние, и Римус предпочитал в это время отсиживаться где-нибудь в спокойном месте.

Как и ожидалось, шоколаду Римус несказанно обрадовался и набросился на него с жадностью ребенка, развернувшего, наконец, долгожданный рождественский подарок. А Диана, воспользовавшись его резко улучшившимся настроением, попросила разрешения еще раз взглянуть на его старые школьные колдографии.

Довольный Люпин поставил перед Дианой чашку чая и блюдце с наломанным на аккуратные «окошки» шоколадом, а рядом свалил на стол уже знакомый ей толстый альбом, присовокупив к нему еще десяток отдельных колдографий.

Начать Диана решила именно с них. На первой был запечатлён не кто иной, как покойный Сириус Блэк – в магловской куртке-косухе и верхом на «Харлее». Небрежно-красивый, молодой, сейчас он ничем не напоминал мага, а был похож то ли на рок-звезду, то ли на отвязного байкера – «геморрой» и «головную боль» всех добропорядочных водителей и родителей молоденьких дочерей.