Инстинктивным защищающим жестом она прикрыла живот руками, словно надеясь таким способом уберечь ребёнка от неведомой опасности. Удивительно, но от этого простого жеста болеть стало меньше, или она сама себе это внушила, во всяком случае ей стало немного легче и чуть спокойнее. Она снова забылась беспокойным сном, а когда в очередной раз проснулась, за окном уже изрядно посветлело.
Сюда наконец-то тоже добралась осень – накрапывал мелкий дождь, прохожие по случаю нарядились в плащи, а кое-то даже в пальто. Прислушиваясь к собственным ощущениям, Диана поплелась в ванную. Боль больше не досаждала, но беспокойство только крепло. Решив, что лучше перестраховаться и сейчас же отправиться в клинику, она без особой охоты сжевала завтрак, вызвала такси по телефону и уже через полчаса была в больнице.
Лемберский молча водил по ее животу датчиком, и лицо его хмурилось все сильнее. Наконец, он отложил свой диагностический инструмент и вздохнул:
– Красавица, уж не знаю, по каким буеракам ты скакала и какие мешки ворочала, но сей же секунд ты отправишься в стационар. И в течение суток мы тебя порежем. – Как порежете? – испугалась Диана. – Рано же еще! – Тридцать четвертая неделя, приемлемо. Да и тянуть больше нельзя, у тебя отслойка плаценты тут полным ходом идет, так что готовься. Семеновне твоей я сам позвоню.
Диана сглотнула. К такому повороту она не была готова.
– Это опасно? – спросила она дрогнувшим голосом.
Доктор кивнул:
– Опасно, – но увидев ее посеревшее лицо, ободряюще улыбнулся и вдруг ущипнул ее за нос указательным и средним пальцами: – Не дрейфь, девка, не сорок первый – прорвемся!
Диана встряхнула бутылочку и капнула молочной смесью себе на внутреннюю сторону запястья, чтобы проверить, не горячая ли. Можно было воспользоваться остужающим заклинанием, но по отношению к ребенку и в его присутствии она боялась ею пользоваться – она не могла знать, как магический фон может подействовать на недоношенного ребенка, и без того не слишком здорового.
Придерживая левой рукой малыша, который все то время, что она готовила смесь, надрывался в голодном плаче, она без сил опустилась на стул и поднесла бутылочку к обиженно искривленному ротику. Едва ощутив ее прикосновение к губам, Брайан тут же замолчал, жадно впился в соску и начал сосать.
– Истинный сын своего отца, – проворчала она, глядя на сына с улыбкой. – Такой же полуночник…
Глаза закрывались от недосыпа, и реальность стремительно ускользала от сознания. Чтобы не вырубиться прямо на стуле с ребенком на руках, Диана встала и подошла к окну, глядя на пустынную улицу. Погода там стояла такая же, когда Брайан родился – мелкий моросящий дождь и пронизывающий ветер со стороны Средиземного моря. По дороге медленно проехала полицейская машина, разбрасывая вокруг себя красно-синие блики от «мигалки», через некоторое время прошла, обнявшись, запоздалая парочка. Диана прислонилась плечом к прохладному стеклу и снова взглянула на ребенка.
Как она и ожидала, он был похож на Северуса. Не точная копия, конечно, но форма бровей, рисунок губ, очертания лба и скул были явно отцовскими. И прямые черные волосики, смешными сосульками спускающиеся на лоб из-под чепчика. Только нос, совершенно прямой, достался ему от нее. Он аппетитно причмокивал, тараща в потолок черные глазенки, и засыпать, кажется, не собирался.
Когда ребенок, наконец, наелся, она еще некоторое время подержала его на руках в вертикальном положении, дожидаясь, пока он срыгнет, а затем поплелась в комнату, где стояла детская кроватка. Одна из ее решеток была вынута и этой стороной кроватка была подвинута вплотную к дивану, на котором спала Диана. Так ей было удобнее контролировать малыша в те недолгие часы, когда ей удавалось поспать вместе с ним, по крайней мере, она хотела все время ощущать его присутствие, для чего ей было необходимо чувствовать его рукой, и чтобы ничего не мешало.