Когда с водными процедурами было покончено, Диана завернула сына в полотенце и понесла обратно в комнату. Привычными движениями она обработала его специальным кремом, присыпала тальком и надела новый подгузник. Брайан, вместо того, чтобы успокоиться, продолжал хныкать и беспокойно вертеться. Она сняла с него подгузник и внимательно осмотрела, думая, что он нервничает из-за раздражения на коже, но все было в порядке. Снова упаковала его в подгузник и взяла на руки, но и это не помогло – малыш плакал все громче.
– Ну, что ты, солнышко? Не выспался? – прошептала Диана, дотрагиваясь губами до его лба, чтобы проверить температуру, но лоб не был горячим. «Животик болит», – подумала она и принялась расхаживать по комнате, укачивая мальчика и вполголоса напевая.
Сын немного успокоился, но почему-то продолжал вертеть головой, будто в поисках невидимого раздражителя. И тут Диану осенило прислушаться, и до ее уха донесся странный звук – будто в соседней комнате жужжит посаженный в банку крупный жук. Тонкий слух ребенка уловил это жужжание гораздо раньше, чем она, и этот звук ему определенно не нравился.
«Блокнот!» – вспыхнуло в ее мозгу, и она бросилась к письменному столу, в ящике которого все это время лежал «связной блокнот», который она не вынимала уже, кажется, месяца два. Рванула на себя ящик и схватила маленькую черную тетрадку, которая была теплой и теперь нетерпеливо вибрировала в ее ладони. Дрожащими руками раскрыла на последней исписанной странице и в глаза ей бросилась запись, сделанная смутно знакомым почерком:
«Твой Розье перебрался из поместья в Лондон и каждый день шастает по Лютному до борделя мадам Брунхильды. Сам не видел, люди донесли. Лотнер».
При воспоминании о Розье дыхание участилось, а в душе начали подниматься давно забытые слепая ненависть и желание убивать. И подспудно закралось подозрение: Лотнер – не член Ордена Феникса и блокнота у него никогда не было. А что, если это ловушка?
На другом конце связи будто уловили ее сомнения, блокнот снова завибрировал, а на странице проявилась следующая фраза, сделанная другим, на сей раз хорошо знакомым почерком:
«Блокнот я ему дал, из твоих старых запасов. Кингсли».
Значит, теперь и Лотнер в бегах, подумала она, а если не в бегах, то тайно помогает остаткам Ордена. Тем лучше.
- Бордель, значит… – прошипела она, укладывая в кроватку Брайана, который мгновенно успокоился, как только блокнот перестал вибрировать. – Вот ты и попался, шлимазл! Зевель шен бен адам!1
Она схватила карандаш и торопливо нацарапала:
«Если встретите Розье, не убивайте его. Он – мой» и отправила сообщение на адрес Кингсли. Через минуту пришел ответ: «Постараемся, но не обещаем».
Когда первый приступ мстительного зуда в виде желания сорваться с места, броситься в аэропорт и первым же рейсом вылететь в Лондон, прошел, Диана призадумалась. То, что она собралась совершать, а главное, куда она собиралась вернуться, ни разу не располагало к тому, чтобы постоянно таскать с собой пятимесячного ребенка. Рисковать своей башкой – еще куда ни шло, это все-таки ее профессия, но после рождения сына это будет выглядеть вопиющей безответственностью. Даже при том, что ее планы напрямую связаны с тем, чтобы дать Брайану шанс дожить до старости, а не умереть, не дожив до шестилетнего возраста.
Мысль о том, чтобы повременить до того момента, когда Брайану исполнится хотя бы год, была отметена опасением, что Розье до судьбоносной встречей с ней может просто не дожить – судя по тому, что Шеклболт снабжает новых членов Ордена сделанными ею «связными блокнотами», Орден хоть и ушел в глубокое подполье, все же продолжает существовать. А значит, что при любом удобном случае те, кого можно назвать боевиками, уничтожают «упиванцев» всеми доступными им методами. Заменить Розье на любого другого можно, но здесь Диана уже не была уверена в самой себе. Одно дело – пустить «Аваду» противнику в лоб в схватке, совсем другое – хладнокровно перерезать ему горло на темномагическом алтаре. К абстрактному, незнакомому и не сделавшему ей лично ничего плохого врагу, она не испытывала той застилающей разум и свет ненависти, которая позволила бы ей без не вовремя проснувшейся совести или жалости провести обряд возвращения долга. Как ни крути, а Розье остается идеальным вариантом. Значит, нужно возвращаться, но непременно одной. Брайана придется оставить здесь.