Он опустился на стул у письменного стола и обвел взглядом комнату, прощаясь. Он был уверен: сюда он больше не вернется. Он твердо решил начать новую жизнь, раз уж судьба оказалась к нему настолько милосердна, что уже дважды за последние два месяца помогла избежать смерти. Больше никаких уроков, никаких орущих и бестолковых детей, никакой зависимости и ответственности за чужие жизни. У него уже появились на будущее определённые планы, не особо проработанные, но отчетливые, и в эти планы все вышеперечисленное не вписывалось никак. Теперь в его жизни будут только те, кого он сам захочет видеть. И Диана. Если только она сама захочет стать частью этой новой жизни. Да только захочет ли? Она же его совсем не знает, если подумать. Да, им было хорошо вместе тогда. Хорошо, спокойно и даже уютно. Ее не коробила его резкость и неумение «быть джентльменом», а она сама не вызывала в нем желание сбежать подальше от ее общества. А уж о физическом притяжении и говорить нечего, близость ни с одной женщиной не вызывала в нем таких эмоций, как с Дианой. Достаточно ли этого, чтобы быть вместе, Снейп не знал. Он вообще не знал ничего о том, как люди уживаются в браке. Пример Люциуса и Нарциссы в этом плане был не показателен, они принадлежали к одному сословному и социальному слою, были помолвлены практически с детства и связаны магическим браком, а это – скорее деловое соглашение, а не союз двух влюбленных (хотя одно другому не мешало). Да, брак Малфоев в какой-то мере мог служить примером удачного во всех отношениях супружества, но ведь это такая редкость, наверное…
«А сам-то ты хочешь видеть ее? – спросил Снейп самого себя. – И сейчас видеть, и вообще?» По крайней мере, на этот вопрос он был готов ответить положительно. Да, хотел. Все три дня, что он провел в своем доме, он, не переставая, думал о ней. Думал и вспоминал, каждый день, проведенный вместе, вспоминал ее голос, жесты, их беседы обо всем и ни о чем. И ее слова, что она сказала ему во время их последней встречи, в тюремной больнице: «Ты мне нужен… Я люблю тебя…»
А теперь у него еще есть сын. И это значит, что никуда он от них не денется. Да, он не планировал ни семьи, ни, тем более, детей. Он даже не давал себе труд задуматься над тем, каким он вообще может быть отцом. Но раз уж судьба подкинула ему возможность не только выжить, но и «продолжиться» в виде сына, отказываться от такого подарка он не намерен. А уж повторять ошибки собственного папаши, которому до сына не было практически никакого дела, и подавно не собирается.
Он обязательно отправится к ней, он уже почти полностью пришел в себя. Появляться перед Дианой больным и слабым ему не улыбалось. Он вообще не любил представать перед кем-либо слабым, больным и нуждающимся в помощи, а перед ней – тем более. Ей достаточно одного беспомощного существа, за которым нужно ухаживать.
Снейп поднялся, взял уменьшенный в весе чемодан со своими вещами, сунул за пазуху Книгу и решительно вышел из своих, теперь уже действительно бывших, покоев.
Он был уверен, что и на обратном пути не встретит никого, поэтому, когда за его спиной раздался возглас «Северус!», чуть заметно вздрогнул и напрягся. Выработанные годами рефлексы не подвели, тело напружинилось в предчувствии атаки, палочка незаметно скользнула в ладонь и Снейп молниеносно обернулся, внешне невозмутимый, но готовый дать отпор.
Ему навстречу торопливо шла Минерва МакГонагалл. Остановившись шагах в пяти от него, она уставилась на него каким-то растерянным, почти виноватым взглядом, а затем пробормотала:
– Северус, я так рада… – и робко подошла к нему, словно опасаясь, что он убежит.
Снейп подавил мстительное желание напомнить новой директрисе о том, как не так давно она чуть ли не кидалась Непростительными ему в спину, а потом и вовсе напала на него в школьном коридоре с явным намерением убить, и только постарался придать своему лицу более-менее дружелюбное выражение. Видеть МакГонагалл живой и относительно здоровой ( хотя за эти два с небольшим месяца она постарела будто лет на десять) было, конечно, облегчением, но изображать радость по этому поводу он не собирался. Снейп спрятал палочку в рукав и поставил чемодан на землю.
МакГонагалл нервно теребила рукав мантии, и вообще вид имела виноватый. Это доставляло некоторое удовольствие, однако триумфатором он себя не чувствовал.