– Для того, чтобы вести диалог, не обязательно приставлять к виску собеседника пистолет, – проворчала она уже миролюбивей. – Чего ты взбеленился-то? Что такого случилось?
– Каким образом ты призвала Некрономикон?
Он, кажется, не собирался сбавлять темп и снижать обороты?
Александра закатила глаза в стиле «дай мне бог терпения»:
– Я его не призывала. И не искала. Он сам нашёл меня. Возможно, всё дело в моей крови? Мы связаны с этой книгой и она, похоже, желает принадлежать мне, как любой гримуар жаждет вернуться к своему хозяину.
Ворон с осторожностью сел, словно бы каждое движение причиняло ему боль и откинулся на стену.
– Нахшироны были хранителями Некрономикона в течении последних пятисот лет, если не больше, – проронил он сквозь зубы.
– Тогда чему ты удивляешься? Чем недоволен?
– Тем, что я поверил в то, что мы можем быть на одной стороне, но ты лжёшь. Хотя ждать чего-то иного было бы глупо – змеи всегда лгут. Недаром же у вас раздвоенный язык?
– В чем я тебе солгала?
– Признайся, ты всё это затеяла с тем, чтобы найти, а затем извлечь Книгу?
– Я ничего не знала о книге. И, повторюсь, не я нашла её, а она – меня.
– Исключено. На неё были наложены очень сильные заклинания. Тебе бы не за что её не отыскать. Даже если бы она лежала в паре футов от тебя…
– Всё правильно.
– Я прятал её не в подвале. И даже не в доме.
– Значит, когда моя сила проявилась, она использовала её как Портал. Или магнит.
– Кто?
– Книга. Мы же о ней говорим?
– Книга – не ведьмак. Она не в состоянии что-то использовать, – с досадой проговорил Ворон.
– Книга – сама Портал. Она как Врата, а я – как Ключ. И это не от меня нужно защищаться, а меня в данной ситуации защищать. Потому что они хотят меня заполучить.
– Кто такие – они?
– Демоны. Они хотят вырваться. А я могу им в этом помочь.
– Тогда нужно сделать то, что я давно планировал – убить тебя.
– Ты ведь это сейчас не серьёзно? – фыркнула она.
– Боюсь, что ты ошибаешься. Всё
Он стоял в трёх шагах от неё и безмятежно улыбался. А тени вновь пришли в движение. Они расплетались, распадались, расползались и пространство менялось каждую секунду с лёгкие шелестом, какой издают ветки под дыханием ветра.
Александра с недоумением глядела на то, как мебель втягивает в стены и полы, как взметающиеся под сквозняком занавески превращаются в мох, а в стенах засияли дыры.
– Что происходит? Что это? – в недоумении взглянула она на Ворона, сидящего перед ней на корточках и взирающего с невозмутимым спокойствием на происходящие метаморфозы.
– Ничего особенного. Я всего лишь снял иллюзию.
– Что?.. Иллюзию? Какую, к чёрту, иллюзию? Что это значит?
– Ты не настолько глупа, чтобы не понимать то, что тебе говорят открытым текстом, дочь Змея. Я снял иллюзию, в которой держал тебя последние сутки. Можешь догадаться, с какой целью это было сделано?
– Так всё, что я видела в последнее время, не существовало? Ни одного? Ни второго дома?
– Я с самого начала перенёс тебя в этот лес. Таким, как мы, дома ни к чему. Любой некромант при желании может иметь потайную дверь в свой личный Хельхейм, и эту дверь можно открывать откуда угодно. Ключ от всех дверей, как ты правильно заметила, наш дар. А из более тонких материй можно плести любую ткань.
– Так мои видения – это просто иллюзия? Или все же реальность, пусть и иных миров? Ладно. Попробую догадаться, зачем всё это было устроено? Окружив меня фальшивым миром, ты устроил серию тестов?
Ворон кивнул. Просто – кивнул. Без усмешек, злорадства или сочувствия. Холодный равнодушный кивок. Отчего-то это больнее всего и ранило.
– И что? – холодно глянула на него Александра, обнимая себя, чтобы таким нехитрым способом защититься от ледяных щупальцев ветра, гуляющего под деревьями. – Всё выяснил, что хотел. Можно мне узнать результаты?
– Конечно. Если у тебя есть вопросы – задавай. Ты заслужила ответы.
Александра не была милой домашней девочкой, не ведавшей, что такое боль и предательство. По сути, она большую часть своей жизни жила с верой в том, что первыми её предали родители. А потом было множество других людей, к которым она тщетно пыталась привязаться – воспитатели, другие сироты, жившие рядом в детском доме. И почти всегда результат был предрешён и закономерен – он неё отрекались, отдалялись или пытались использовать.
Было больно. Холод и тени просачивались в сердце и теперь уже там заплетали паутину. Эта чернота в какой-то мере действовала как анестезия. Фатальная анестезия. Когда тебе никто не нужен – ты неуязвим. Когда в тебя нет нервов – ты не способен ощущать боль: тебе просто нечем. Когда у тебя нет сердца, ты ничего не чувствуешь.