Змея в изголовье

Старик не заблуждался – на заднем дворе его уже поджидали слуги государя. Каждый спешил забрать предназначенную для него поклажу и отправиться по своим делам. Одной из последних к возчику приблизилась немолодая служанка, прибиравшаяся в покоях государя и его семьи. Сегодня она шла медленнее обычного, будто задумавшись о чем-то своем. Старику даже пришлось окликнуть ее. Пожалуй, слишком властно для столь незначительного человека. Но служанка подчинилась безропотно и ускорила шаг. Старик оглянулся, быстро распутал узел, стягивавший вязанку черенков. Достал один из них, ловко насадил метелку из пальмовых листьев, протянул нехитрую конструкцию.

– Ты знаешь, что делать, – тихо проговорил он, вновь увязывая древки и отворачиваясь от женщины.

Со стороны могло показаться, что служанку начала бить мелкая дрожь, едва руки ее сомкнулись на самой обычной деревянной рукояти. Но уже темнело, и некому было взглянуть со стороны. Понурившись, стараясь казаться незаметной, служанка зашла во дворец, а старик-возчик, дождавшись, пока разберут весь товар, с пустой тележкой, как всегда, отправился к воротам. Самое время ему было отдохнуть, обмыть дорогим финиковым вином хороший заработок.

Проходя по одной из улиц, он как старого знакомого приветствовал стоявшего в тени ливанского кедра жреца Асхотена. Тот выглядел невзрачно, подобно бедному рыбаку, а уж никак не родичу фараона. Впрочем, по уверениям городской стражи, верховного жреца Ниау сейчас вовсе не было в городе – умчался из Мемфиса по каким-то срочным храмовым делам. Асхотен сделал вид, что не заметил возчика, но едва тот прошел, жестом подозвал высокого мускулистого раба-нубийца и кивнул вслед удаляющемуся старику. Тот поклонился и бросился за ним, ступая по-кошачьи мягко.

В тот самый миг, когда раб скользнул в сгущающуюся темень вслед за стариком-возчиком, младший сын фараона, стоя у окна, разглядывал открывавшийся его взору вид, слушал тихий шум текущего неподалеку Нила, звуки города, еще и не думавшего засыпать в эту пору. Именно сейчас на склады грузились привезенные по Нилу товары, чтобы утром появиться на прилавках мемфисского базара, о котором не зря говорили, что здесь можно найти все, даже то, чего не бывает. Кормчие и стражники, после долгого пути наконец-то получившие расчет, спешили оставить изрядную часть выручки за чаркой вина или в объятиях местной прелестницы. Временами за стенами дворца слышались крики – это обезумевшие от буйного веселья гуляки доказывали в потасовках свою правоту. Но крики быстро стихали: городская стража бдительно хранила покой мирных граждан.

Сетх-Ка старался не обращать внимания на буянов, ему было не до того. Успехи сегодняшнего дня наполнили сердце его уверенностью и ликованием, теперь он не просто чувствовал, а знал, как велика его сила. Правда, оставалось еще много вопросов: как далеко простирается его власть над живыми тварями, способен ли он заставить подчиниться рыб и птиц? Или же только тех зверей, что бегают по земной тверди? О змеях он пока и не помышлял, ибо с детства боялся одного вида их. Но птицы и рыбы… Зачем далеко откладывать? Он сложил руки перед собой, будто умоляя мудрейшего из богов прислать ему одну из своих птиц для изучения ее языка и образа жизни. Словно в ответ на его моления седой ибис, хлопая крыльями, приземлился у его ног и стал расхаживать по комнате с гордым видом победителя.

– Приветствую тебя, посланница многомудрого справедливого Тота! Благодарю, что ты избрала местом отдыха мой дом.

Белая, с черными головой и хвостом птица щелкнула длинным искривленным клювом, должно быть, выпрашивая мелкую рыбешку. Но для Сетх-Ка это движение имело совсем иной смысл. Он учтиво поклонился, будто сам небесный покровитель ибиса в этот час стоял перед ним в преображенном, но все же узнаваемом виде. Юный принц старался, как совсем недавно с хищным леопардом или еще раньше с быком, проникнуть в помыслы священной птицы, но чувствовал лишь какие-то незначительные мыслишки о еде и гнездовище.

– Прости мне мою дерзость, – вновь заговорил Сетх-Ка, – я мечтаю о том, что не открыто для простых людей. Но если открыто предо мной, могу ли я считать этот дар знаком благосклонности отца мудрости и тайных знаний?

Длинноклювая птица величественно прошлась по комнате, без опасения подошла к сыну фараона и вновь громко защелкала, будто давая положительный ответ на прозвучавший вопрос. Во всяком случае, Сетх-Ка воспринял это именно так. Но вдруг, не дожидаясь последующих расспросов, птица напряглась, схватила младшего наследника клювом за край одежды, потянула к окну. Затем, тревожно вскрикнув, она выпорхнула из комнаты и понеслась в темнеющее небо.

– Что это? – прошептал Сетх-Ка. – Чем я прогневил священного ибиса Тота?

Вопрос застыл у него на губах, потому что снизу, с галереи дворцовой стены, послышалось негромкое:

– Не пугайся, это всего лишь ибис.